Читаем Повседневность Средневековья полностью

Во главе города стоял патрициат. В него входили богатые домовладельцы, ростовщики, купцы-оптовики, верхушка цеховых мастеров. Из этой замкнутой группы наследственной городской аристократии формируется городской совет, судебная коллегия и администрация. В их руках находится и, как правило, используется в их же интересах городское имущество, строительство, налогообложение. Патриции подражали в быту феодалам: носили гербы, участвовали в турнирах, роскошно одевались, имели великолепные дворцы, занимавшие целые кварталы. Они образовывали обширные линьяжи, подобные феодальным, — некие средневековые Монтекки и Капулетти.

На следующей ступени — ремесленники-мастера и состоятельные торговцы. Средневековое ремесло и торговля имели корпоративную структуру. Лица определённых профессий объединялись в союзы — цехи, гильдии, братства, компаньонажи, которые устанавливали монополию на каждый вид деятельности. Полноправный член цеха — мастер, который трудится в своей мастерской. Ему помогали подмастерья и ученики. Прохождение низших ступеней обязательно для ремесленника. Обучение длилось долго, от 2 до 12 лет, так как приёмы и инструменты осваивались в процессе прямой передачи навыков, а мастерство достигало весьма высокого уровня, было «на кончиках пальцев». До периода замыкания цехов позднего Средневековья каждый ученик мог стать подмастерьем, а затем и мастером. Для этого ему нужно было сдать экзамен, то есть изготовить пробный образец — шедевр, заплатить вступительный взнос и устроить пирушку для мастеров. С XIV в. только родственники мастера могли рассчитывать на вступление в цех. Мастера всё сильнее эксплуатировали и подмастерьев, и учеников — рабочий день мог доходить до 14 и даже 18 часов.

Цех строго регламентировал производство, проводя эгалитарную политику: рынок сбыта был узок, и для сохранения ремесла необходимо было устранить конкуренцию. Цеховые уставы определяли условия труда, применяемые технологии, сырьё, инструменты, число подмастерьев и учеников. В частности, запрещалась работа в праздничные дни и в ночное время, технические усовершенствования, также регулировались цены. Цеховые нормы также контролировали качество продукции, устанавливая параметры готового изделия. Например, какой ширины и цвета будет ткань, сколько нитей в основе.

Цехи имели собственного святого покровителя, свою церковь, они являлись одновременно религиозным объединением. Оборона города также строилась по цеховому принципу: члены цеха сплачивались в боевой отряд вокруг своего знамени. Цехи организовывали всю частную жизнь мастеров: занимались благотворительностью, оказывая помощь в случае болезни или смерти мастера, выполняли функции надзора за нравственностью, особенно строго контролируя поведение учеников и подмастерьев, принимали у них экзамен. И наконец, они заботились о досуге мастеров и членов их семей: устраивали пирушки, танцевальные вечера и другие развлечения.

Купеческая среда имела свою элиту, которая была объединена в торговые гильдии. Это, как правило, богатые торговцы-негоцианты, ведущие транзитную торговлю. Основную массу торговцев составляли мелкие лавочники, разносчики, занимавшие одинаковое с ремесленниками положение, а зачастую и являвшиеся ремесленниками или крестьянами, продающими продукты своего труда. «Для настоящей торговли не было места, — отмечает историк Э. Поньон, — так как профессия купца была не только опасна, но и “бесполезна“ — практически все товары, за исключением оружия, были тем, без чего можно обойтись, то есть предметами роскоши».

Низшие слои города — городской плебс, рабочий люд — образуют пеструю смесь. Слуги, подмастерья, носильщики находятся вне городской общины и лишены какой-либо защиты. Городские поденщики и подмастерья составляют слой средневековых наёмных работников, предпролетариата. Начиная с XIII в., этот слой постоянно растёт, пополняясь за счёт обедневших крестьян и ремесленников.

Луазет Лиде. Свадебный пир Аруса и дочери Оливье. 1468

На самом дне находилась беспокойная масса нищих, бродяг, бездомных. Нищенство — постоянная данность средневековой жизни: это состояние осмысливалось как угодное Богу. Созерцательному, паразитическому образу жизни отдавалось предпочтение перед деятельным, жить подаянием было незазорно. «Христовы бедняки», «избранники Божии» — так именовали их, помня о тех, кто первый воспринял проповедь Христа, кто пошёл за ним. Нищенские монашеские ордены сделали из бедности духовную ценность, а милостыня почиталась как одно из средств спасения души: молитва сирого и нищего будет скорее услышана на небесах и поэтому бедные могут стать заступниками богатых.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология