Читаем Повседневная жизнь царских губернаторов. От Петра I до Николая II полностью

О методах управления Головина свидетельствует следующий эпизод о котором сообщает Дзюбенко. В г. Эривани один татарин одолжил у другого несколько рублей и отказался вернуть долг. Кредитор как-то встретил должника на улице и компенсировал неуплату долга тем, что силой снял с должника верхнее платье. Против кредитора возбудили уголовное дело, проект судебного решения Дзюбенко доложил Головину, оставив в строке «наказание» прочерк. Головин, выслушав текст приговора, поморщился, взял перо и написал в прочерке «повесить». Шокированный Дзюбенко попытался было доказать генералу, что за такое пустячное преступление казнь не полагается.

– Не ваше дело рассуждать, – прервал его Головин. – Извольте исполнить беспрекословно. Я знаю, что делаю.

Татарин был повешен.

В 1842 году Головина как не справившегося со своими обязанностями сменил другой генерал и генерал-адъютант – Александр Иванович Нейгардт (1842—1845). Он предпринял попытки исправить и улучшить то, что не сумел сделать Головин, но действовал он всё теми же генеральскими методами. Так при всякой инспекции и осмотре какого-либо учреждения Александр Иванович непременно шёл сначала на кухню. Дзюбенко оставил описание инспекции, предпринятой главноуправляющим в гимназической столовой. Заметив на столах нарезанные куски хлеба для гимназистов, Нейгардт спросил, сколько хлеба полагается каждому воспитаннику.

– Фунт с чем-то, – был дан ответ.

– Свесить, – приказал главноуправляющий.

Кусок хлеба свесили, оказалось, что до нормы не хватало 5 золотников29.

– На гауптвахту! – закричал Нейгардт.

– Помилуйте, это немного, ваше высокопревосходительство, – попытался оправдаться официант.

– Ну, так и немного посидишь – только два дня.

О том, как управляли страной царские генералы, обратимся снова к рассказу Дзюбенко. У Головина начальником гражданского управления был тоже генерал (Дзюбенко называет его Г.), который в гражданском управлении понимал столько же, сколько дикий патагонец во дворцовом этикете Версаля. Главным его достоинством, по словам Дзюбенко, были эполеты и высокий стан.

Как-то разнёсся слух, что Г. недоволен тем, как идут дела в палате государственных имуществ, и что он намерен произвести в ней ревизию. Слухи подтвердились, и Г. неожиданно появился в помещении палаты. Чиновники, зная о некомпетентности генерала, к ревизии никак не готовились, полагая, что и так сойдёт. Так и вышло.

– Какие тут у вас есть дела? – начал Г.

– Всякие есть, ваше превосходительство, – принялся объяснять один бойкий чиновник. – Вот изволите видеть – все шкафы переполнены делами. Какое прикажете вам подать?

– Подайте мне какое-нибудь.

Чиновник снял с полки самую толстую папку, содержавшую совершенно пустую канцелярскую переписку.

– В чём заключается это дело? – строго спросил Г.

– Здесь очень много предметов, начал объяснять лукавец и стал перечислять всё, что ему пришло в эту минуту на ум и что к деятельности палаты никакого отношения не имело, например, содержание почтовых станций, высылка беглых имеретинцев, конфискация имени и т. п.

– Да, нехорошо, что такие важные дела залёживаются, – изрёк ревизор. – Надеюсь, что они в скорейшем времени будут закончены.

Оглядев внимательно помещение, Г. вышел. Ревизия была закончена.

Некоторое время спустя генерал встретил на улице и поинтересовался, в каком положении находились теперь дела палаты.

– С тех пор, как ваше превосходительство изволили произвесть строгую ревизию и сделали важные указания, смело можно сказать, что дела пошли как нельзя лучше, – отрапортовал чиновник, не моргнув глазом.

Г. остался весьма довольным. В знак особой признательности он пожал чиновнику руку. «Так всё шло за Кавказом», – пишет Дзюбенко, – «без определённой мысли, без всякой системы, при отсутствии самых необходимых служебных познаний…»

Исключение из этой череды главноуправляющих оказался, кроме барона Г.В.Розена (1831—1837), и наместник30 М.С.Воронцов (1844—1854), который сделал много для установления порядка в Закавказье, в том числе и в системе управления этим краем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза