Повседневная жизнь царских губернаторов. От Петра I до Николая II

Несколько недель прошли в бесполезных толкучках в приёмной генерал-прокурора, где балом правил начальник его канцелярии Безак – по словам Долгорукого, грубая, беспардонная личность. Долгоруков приезжал в приёмную в 6 часов утра, встречал там восход солнца, дожидался приезда остальных посетителей, толкался с ними в общей зале, болтал и так убивал время до 12 часов. В это время появлялся Беклемишев, который обычно торопился во дворец к императору: «Он обыкновенно, никого не выслушав, двум-трём скажет что-нибудь язвительное или грубое, остальные раздвинутся, и он сквозь трёхсот человек пролетит в карету и помчится во дворец». Устав от бесплодных визитов, Иван Михайлович через свои связи добился, наконец, аудиенции у Беклемишева. Войдя в кабинет, Долгоруков не мог произнести ни слова – он только плакал. Генерал-прокурор всё понял без слов и пообещал ему помочь. И скоро о своём обещании забыл.

Атака в лоб не удалась, и тогда Долгоруков снова, как когда-то при устройстве в Соляную контору, послал свою верную супругу Евгению Сергеевну в Петербург просить, обивать пороги, умолять, – одним словом, действовать через связи. Связи «работали» во всех государствах и царствах и во все времена. Спустя 80 лет Салтыков-Щедрин в своих знаменитых «Помпадурах и помпадуршах» ярко описывает, как петербургский лоботряс Митенька Козелков, используя свою полоумную тётушку княжну Чепчеулидзеву-Уланбекову и её друга, бывшего камергера князя Оболдуй-Тараканова, добивается назначения губернатором в Семиозёрскую губернию.

Евгении Сергеевне удалось «пробиться» на аудиенцию к императрице, причём на этом пути ей встретился и император Александр Павлович, и его брат Константин Павлович, которые оказали ей все знаки внимания, но высказать свою просьбу о муже она им не отважилась. Получив от императрицы знаки «площадной приветливости», Долгорукова решила пойти на поклон к генерал-прокурору. «Жене – просить об муже, и чего? Награждения по службе!» – лицемерно сокрушается муж в лучших традициях греческой трагедии. Он понимает, что виноват в этом сам, но тут же находит себе оправдание: «А что делать, если ему уже отказали? А женщине, глядишь, и дадут скидку на её пол».

Евгения Сергеевна, прождав напрасно два часа (а не несколько недель, как муж), аудиенцию у Беклемишева, «к удивлению всей публики», не получает и едет в его дом вечером, где генерал-прокурор давал просителям вечернюю аудиенцию. Княгиня смирно просидела весь вечер в его прихожей, но никто к ней так и не подошёл и не спросил о её деле. Она уже собиралась уходить, когда сердобольные просители остановили её и сказали Безаку о том, что княгиня Долгорукова ожидает приёма у генерал-прокурора.

«Грубая и беспардонная личность» Безак доложил, но Беклемишев её не принял, потому что принимал посетителей в халате, а в таком виде принимать даму было не принято. Он назначил ей аудиенцию на восемь часов следующего утра, явно рассчитывая на то, что княгиня проспит, но Евгения Сергеевна приехала на приём заранее и сама, без доклада, прошла к Беклемишеву и доложила ему суть дела. Генерал-прокурор обещал доложить Александру I. В третий свой визит к генерал-прокурору Евгения Сергеевна получила, наконец, ответ: пусть её муж ждёт освобождения должности, не выезжая из Москвы. Это уже был результат. Во всяком случае, Иван Михайлович был благодарен своей «геройской» жене.

Ждать Долгоруков не хотел и написал письмо вдовствующей императрице Марии Фёдоровне, которая когда-то вместе с Павлом благословила Долгорукова на брак с Евгенией Сергеевной, и «решительно просил сенаторского достоинства». Письмо было написано с такой желчью и дерзостью, что автор сам удивлялся, почему оно было оставлено без наказания. Вероятно потому, что Марии Фёдоровне было не до ходатайства какого-то князя: у неё совсем недавно умерла дочь Александра, и малый двор был в трауре. Впрочем, она дала ответ, что число сенаторов ограничено её сыном-императором, и ничего сделать не может. На этом все возможности стать сенатором у Долгорукова были исчерпаны. Оставалось только ходить по «большим господам» и напоминать им о себе – глядишь, и вспомнят!