Известно, что пушки на стены и в башни поднимались «на векшах», то есть при помощи специальных подъемных блоков, а для противодействия вероятному штурму по периметру монастырской стены были установлены рогатки и доски с крупными гвоздями в четыре—шесть рядов. Также в башнях были установлены караулы (не более тридцати человек мирян), а отряд из двадцати человек базировался в Святых воротах монастыря. Каждым отрядом и караулом руководили старцы, которые также следили и за гарнизонной дисциплиной. Бежавший из монастыря крестьянин Борис Якимов свидетельствовал, что многих в обители содержали под особым присмотром, а на ночь запирали в Квасоваренной башне или сажали на цепь. Нередки были случаи, когда наиболее радикально настроенные насельники монастыря устраивали потасовки с теми, кто не разделял их крайних взглядов на Никона, стрельцов и царя Алексея Михайловича. Порой все это напоминало массовый психоз, когда за частными дрязгами и сведением счетов забывалась главная причина противостояния Москве; вернее сказать, она отходила на второй, если не на третий план.
Государев указ о начале осады мятежного монастыря датируется 3 мая 1668 года, когда на Соловки прибыла стрелецкая сотня под командованием стряпчего Игнатия Андреевича Волохова. Однако не добившись сколько-нибудь заметных успехов в деле усмирения соловчан, Волохов убыл на материк, в Сумской острог. Отсюда он со стрельцами периодически наезжал на Большой Заяцкий остров и предпринимал попытки увещевать насельников и вести с ними переговоры. Однако практически все попытки подобного рода завершались категорическим отказом мятежников подчиняться государевым людям; нередки были случаи, когда их (государевых людей) обстреливали из ружей, затинных пищалей и пушек, вынуждая к отступлению с острова.
Единственной легкой добычей стрельцов были беглецы с острова и «предатели», которых изгоняли из монастыря старцы. Все они подлежали заточению в Сумском остроге, а также допросу приставами (по большей части с пристрастием).
Ключевым в истории осады Соловецкого монастыря стал 1674 год, когда на Беломорье прибыл воевода Иван Алексеевич Мещеринов — человек нрава решительного и крутого (порой чрезмерно). Перед ним стояла задача — «воровство и мятеж искоренить вскоре», и не имея вышеозначенных качеств, справиться с этой задачей было невозможно.
И он справился с ней...
Однако в первую очередь все-таки попытаемся понять, что же стало причиной того легендарного Соловецкого восстания (известного также как Соловецкое сидение) 1667—1676 годов.
Формально начало событиям было положено в 1657 году, когда прибывшие из Москвы на остров «новоисправленные» по благословению святейшего патриарха Никона богослужебные книги были отвергнуты советом соборных старцев Соловецкого Спасо-Преображенского монастыря, и службы были продолжены по старым чинам.
Последний обер-прокурор Святейшего синода, историк церкви Антон Владимирович Карташёв (1875—1960) утверждал, что «нетактично проводимая Никоном правка книг по темпу, широте охвата, по чуждости своего источника (греческого) и по обидности ее для серьезного усвоенного, не только национального, но и подлинно православного самосознания русских людей, не могла не вызвать протеста. Протест был по глубине всеобщий: и епископата, и белого, и черного духовенства, и мирян, и простых людей».
С одной стороны, эти слова в полной мере отражают тот здоровый консерватизм, который, как известно, всегда отличал именно русское монашество, и в том, что соловецкие иноки восприняли в штыки нововведения «нетактичного» Никона, не было ничего удивительного.
Но с другой стороны, следует понимать, что протестные настроения были лишены сколько-нибудь внятной богословской платформы, которой и быть не могло в принципе, потому как никаких догматических нарушений в реформаторской деятельности патриарха не было. Тут удивило другое: что иноки, наиболее дисциплинированная часть «воинства Христова», столь дерзко нарушили внутрицерковную дисциплину, отказавшись подчиняться указам своего предстоятеля.
Таким образом, как можно предположить, неприятие реформ Никона и желание сохранить верность «древлему благочестию» лежат на поверхности этого трагического для Русской Церкви противостояния, приведшего, увы, к расколу, который не уврачеван и по сей день.
В данном случае, если угодно, мы имеем дело с многослойной проблемой, когда все сошлось воедино — старые обиды и политическая ситуация, обстановка в монастыре и внешние угрозы, раскол внутри соловецкой братии и пришедшее со времен Ивана Грозного социальное расслоение островитян, канонические споры и особое понимание каждой из конфликтующих сторон словосочетания «иноческое благочестие», и в урочный час всё это и дало о себе знать.
Корни этой драмы были пущены еще в 30-х годах XVII столетия, когда иеромонах Никон (Минов) вступил в экзистенциальный конфликт не только с преподобным Елеазаром, но и с Соловецким монастырем как сложным, разноуровневым организмом, живущим по своим, сложившимся на протяжении веков законам.