Повседневная жизнь Пушкиногорья

Говорили они во время этой однодневной встречи о причинах ссылки Пушкина, которые он сам не очень хорошо представлял, о тайном обществе, существование которого Пущин уже не отрицал, но и подробно распространяться о нем все равно не стал. Поэт выспрашивал об общих товарищах, лицеистах первого курса. О себе сообщил, что «несколько примирился в эти четыре месяца с новым своим бытом, вначале очень для него тягостным; что тут, хотя невольно, но все-таки отдыхает от прежнего шума и волнения; с музой живет в ладу и трудится охотно и усердно»^[228]. Во время обеда откупорили две бутылки шампанского, угостили им няню, слугам дали домашнюю наливку, да и сами, думается, попробовали. Пущин привез из столицы рукопись «Горя от ума» А. С. Грибоедова, которую читали вслух после обеда, за чашкой кофе. Гулять не могли — все вокруг было занесено снегом, да и пьесу надо было прочитать сразу, Пущин не мог оставить рукопись. Впоследствии Пушкин, посылая Ал. Бестужеву разбор комедии, замечал, что уже не может свериться с текстом. Значит, с рукописью пришлось расстаться^[229].

Пущин провел в Михайловском целый день. К ночи должен был уехать: «Между тем время шло за полночь. Нам подали закусить: на прощанье хлопнула третья пробка. Мы крепко обнялись в надежде, может быть, скоро свидеться в Москве. Шаткая эта надежда облегчила расставанье после так отрадно промелькнувшего дня. Ямщик уже запряг лошадей, колоколец брякнул у крыльца, на часах ударило три. Мы еще чокнулись стаканами, но грустно пилось: как будто чувствовалось, что последний раз вместе пьем, и пьем на вечную разлуку! Молча я набросил на плечи шубу и убежал в сани. Пушкин еще что-то говорил мне вслед; ничего не слыша, я глядел на него: он остановился на крыльце со свечой в руке. Кони рванули под гору. Послышалось: „Прощай, друг!“ Ворота скрипнули за мной…»^[230]

Это действительно была последняя встреча, потому что через год Пущин станет одним из активных организаторов восстания на Сенатской площади и будет арестован на собственной квартире в Петербурге. По иронии судьбы ее адрес — Мойка, 14, — соседний с последним адресом Пушкина. Так начнется его крестный путь в Сибирь, который будет длиться тридцатилетие. 5 января 1828 года Пущин оказался в Чите, куда его привезли из Шлиссельбургской крепости, и первое впечатление, полученное им в Сибири, было связано тоже с именем Пушкина. А. Г. Муравьева, прибывшая туда вслед за мужем, передала ему через частокол «листок бумаги, на котором неизвестною рукой написано было:

Мой первый друг, мой друг бесценный!
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединенный,
Печальным снегом занесенный,
Твой колокольчик огласил.
Молю святое провиденье:
Да голос мой душе твоей
Дарует то же утешенье,
Да озарит он заточенье
Лучом лицейских ясных дней!

Псков 13-го декабря 1826

Отрадно отозвался во мне голос Пушкина! Преисполненный глубокой, живительной благодарности я не мог обнять его, как он меня обнимал, когда я первый посетил его в изгнанье»^[231]. Так, Пушкин «отдал визит» своему другу, который оказался в обстоятельствах еще более тяжких, нежели он сам. И рисковал он, конечно, больше, чем Пущин, когда тот решился навестить ссыльного поэта.