При эпидемии чумы, холеры, любого «мора» у людей первым делом опахивали село. То же самое делалось при падеже скота («коровьей смерти»). Практиковались также коллективные обходы вокруг села с заговорами и молениями, прогон скота через ров или специально вырытый тоннель (своеобразное «протаскивание»); принесение кровавой жертвы в виде убитой собаки, кошки, зайца; возжигание «живого огня» (вызванного трением); создание обыденных предметов (холста, сотканного за один день всеми женщинами села) и тому подобные меры. Уникальным средством от падежа скота у русских в XVII веке считалась сковородка, купленная на деньги, вырученные от продажи кожи, содранной с падшей скотины, о чем сообщалось в одном рукописном «Лечебнике»: «А коли у кого скот мрет, и ты с умерлово вели кожу содрати и продати, и что возьмешь за кожу, и ты вели за те денги купити сковороду железную, и вели на ней печи что хошь… и яж с нея, что хошь, а скот твой с тех мест не мрет и здрав будет»[238].
Опять-таки так же, как у людей, заботились о предупреждении болезней с помощью отгонных оберегов, которые вешали на шею или рога, а также помещали в хлеву, на воротах или заборе. Самым сильным отгонным средством считался лошадиный или козлиный череп, который вешали на ворота, заграждая болезням дорогу на свою территорию. Если черепов не было, то вешали в хлеву убитую летучую мышь или ворону, сороку, сову. Могли также в стену хлева втыкать медвежьи когти или другие острые предметы. В крайнем случае вешали в хлеву старые лапти, горлышко от кувшина, тележную ось и другие поврежденные и вышедшие из употребления вещи, должные остановить скотьи болезни. Чем больше было оберегов, тем больше была уверенность в том, что болезнь пройдет мимо, не захочет «связываться» со столь предупредительными хозяевами.
Еще одно широко распространенное в русском народе средство от всех болезней — выполнение запретов в «пограничное время» и на пространственных границах — работало и в профилактике скотьих болезней. Нельзя было ломать хворост в страшные дни зимнего солнцестояния, иначе родятся телята со сломанными ногами. Нельзя было бить животных осиновыми ветками, кормить лошадей соломой, на которой лежал покойник; гладить теленка по спине, возить в телеге кошку, выкидывать сор из избы после захода солнца и многое-многое другое[239].
В XVII веке — «бунташном», по историческим меркам, и «пародийном», по меркам культурологическим, — появилась пародия на методы народной медицины под названием «Лечебник выдан от русских людей, как лечить иноземцев и их земель людей». В нем с потрясающим юмором давались парадоксальные советы, как лечиться от той или иной болезни. Например: «…егда у кого будет понос, взять девичья молока 3 капли, густово медвежья рыку 16 золотников»; или: «сухой толченой воды… рыбья слезу… грибнова цвету… смешать с гусиным бродом большой реки». От поноса «помогали» также «женское плясание, девичье скакание, сердечное прижимание и ладонное плескание»[240]. Пародия на «Лечебник» была еще одним знаком наступления в России Нового времени, все более отдалявшего древнее народное язычество, но не уничтожавшего его в полной мере…
Похороны и поминки
Смерть, похороны, поминки — наравне с рождением и браком — играли в жизни язычников огромную роль, но совсем не ту, какую они играют в нашей жизни. Ведь смерть в язычестве воспринималась как продолжение жизни, только в другом мире, на «том» свете. И с покойником прощались не навсегда, а до своих похорон, после которых встреча обязательно должна была состояться, уже в загробном мире. Поэтому восприятие смерти концентрировалось на переходе в мир иной, облегчении мертвецу дороги на «тот» свет, а также обеспечении безопасности своих границ от нежелательного хождения мертвецов по «этому» свету. Факт смерти не имел такой трагической окраски, как в наши дни. Поэтому в начале нового календарного цикла было множество гаданий о том, кто умрет в наступающем году, а кто нет.
Смерть рисовалась страшной старухой (образ смерти в виде скелета с косой в руке появился значительно позднее). Могли представлять смерть и в виде молодой девушки, какого-либо животного или птицы. Смерть персонифицировалась и казалась столь же живым существом, что все в окружающем мире.
Жизнь подавала людям разные знаки, говорящие о приближении смерти. Знаки могли быть в виде звуковых сигналов. Один из них — треск в углу дома, говорящий, что скоро умрет кто-то из семьи. Стук, скрип, скрежет, царапанье, звон, исходящие из стен, углов, потолка дома, говорили о том же. Визг и плач домового, который якобы носится по избе, свидетельствовали о скорой кончине хозяина. Раскололась матица, печь или лопнул горшок с кашей — значит, умрет хозяйка. Если падала посуда с полки, внезапно распахнулись двери или окна — все это подавало знак о скорой кончине одного из членов семьи.