Повседневная жизнь языческой Руси

Затем начинались другие ритуалы, в частности расплетание (повивание) косы невесты перед свадебным пиром и брачной ночью. Все эти ритуалы насыщались особыми предметами и особой пищей, наделялись глубоким символическим и во многом языческим по сути смыслом.

Перво-наперво следует сказать о каравае («коровае»), считавшемся специальным свадебным хлебом, объединяющим женское и мужское начала (слово «коровай» является производным от «корова», но с мужским окончанием, намекающим на быка). Он должен быть круглым, очень большим, чтобы им можно было наделить каждого участника свадебных ритуалов. Его украшали различными фигурками животных и птиц, часто в него втыкали свадебное деревце. Автор «Домостроя» XVI века рекомендовал помещать каравай на носилки, обшитые бархатом или шелком, покрывать сверху «наволокою или кушаком золотными». Караваем благословляют молодых, которые должны трижды откусить от него; каравай украшает свадебный стол, являясь символом свадьбы в целом.

Свадебное деревце вслед за караваем считалось одним из основных атрибутов брака. Оно символизировало девичество и дефлорацию невесты, поэтому по окончании свадьбы его ломали и раздавали веточки девушкам, чтобы те поскорее вышли замуж. Этот обычай напоминает нам о современном бросании букета невестой после венчания в гущу гостей с тем, чтобы поймавшая букет стала следующей в череде брачующихся. Деревце могло быть украшено плодами, лентами, кусочками запеченного теста; его могли ставить на стол, подвешивать к матице, втыкать в каравай.

Еще одним важным ритуальным предметом на свадьбе был венок невесты, означавший ее девичество и надеваемый вместо головного убора. Символика венка тесно связана с традицией смены прически во время свадебного обряда: одну косу носили только девушки; замужние женщины заплетали волосы только в две косы, укладывали их вокруг головы и обязательно закрывали сложным головным убором. «Светить волосами», то есть оставлять голову не покрытой, считалось крайне опасным не только для самой женщины, но и для всей ее семьи. Это опасение связано со все тем же восприятием волос как сборища мелких отверстий в теле человека, удобных для проникновения внутрь нечистой силы.

Волосы сосредоточивали в себе жизненные силы человека, их множественность могла повлиять на количество других вещей, явлений, предметов. Чтобы придать сил роженице во время трудных родов, ей расплетали косы и распускали волосы. Во время совершения обряда опахивания села с целью отогнать эпидемии женщины распускали волосы, чтобы усилить его воздействие. На свадьбе же жених как бы выкупал косу невесты у ее брата и тем самым получал власть над нею; он мог обрезать косу, но русские предпочитали вместо обрезания косы обряд расчесывания волос и расплетания косы на две.

Еще один сюжет, прослеживаемый во время свадьбы, отсылает нас к языческим представлениям: сажание невесты на дежу. Большая деревянная кадка, в которой замешивали тесто, называемая дежой, служила в свадебном обряде не только по прямому своему назначению для изготовления свадебного каравая. Невесту сажали на дежу во время расплетания косы и убирания ее волос. Связь молодой хозяйки с дежой, которая воспринималась опять-таки как живое существо со своим своенравным капризным характером, не дающим хлебу хорошо подниматься во время закваски, должна была закрепиться этим обрядовым действием.

Свадьбу сопровождал так называемый «перепой» — обряд подношения заздравной чаши родителям невесты, жениха и другим участникам свадебного поезда.

Кульминация свадьбы — брачная ночь — тщательно оформлялась и охранялась в соответствии с языческими требованиями. Известно, например, что великокняжеские брачные ночи охранял вооруженный всадник. Молодые должны были спать в особом — холодном — месте, чаще всего в сеннике, подклете, бане. Пол устилали снопами, куда подкладывали также полено, чурбан или иной фаллический символ, мужскую шапку и другие предметы как пожелание, чтобы рождались мальчики. Во времена правления Ярослава Мудрого (1019–1054) широко был распространен обычай совокупления посаженого отца и посаженой матери в постели молодых, о чем свидетельствует статья церковного права, вводящая за это штраф в размере золотой гривны. Но символически этот акт продолжал существовать в «катании» по постели новобрачных двух разнополых представителей свадебного «поезда» (свахи и дружки жениха; свахи невесты и свата жениха).