Повседневная жизнь языческой Руси

В христианском средневековом обществе свадьба включала в себя ряд элементов, отсылающих нас именно к языческим представлениям и верованиям. За череду столетий свадебный обряд на Руси оформился в особый чин (ритуал, порядок, обряд) и был записан в XVI столетии. «Чин свадебный»[210] представлял собой четко структурированный и длящийся несколько дней праздник. В этом ритуале переплетаются как христианские, так и языческие элементы. К последним относятся множественные отсылки к языческому толкованию брака как дефлорации, смены тела девушки и вследствие этого появления нового человека — женщины, с которой надо заново знакомить ее же собственных родителей. Языческие представления четко проглядывают в обрядах выкупа невесты (древнее «вено», которое князь Владимир заплатил за брак с византийской принцессой Анной целым городом — Корсунью, византийским Херсонесом). Кроме этого, обряд расплетания косы на две и надевания женского головного убора, покрывающего все волосы. Сюда же можно отнести украшение спальни новобрачных снопами, расставленными в четырех углах комнаты, и соломой, постеленной на пол. Всё это связано с прогнозированием плодородия новой семьи во всех смыслах, а также с безопасностью, поскольку всякая перемена воспринималась язычниками прежде всего как нарушение старых границ и создание новых. Задолго до того, как свадебный обряд превратился в устойчивый «Чин свадебный», фиксирующий только действия и слова, но не поясняющий, зачем это все делается или произносится, постепенно складывался свадебный ритуал, наполненный устоявшимися языческими представлениями русского народа. Отметим также, что даже свадьбы в царской семье до второго брака Алексея Михайловича с Натальей Нарышкиной проводились в соответствии с этим общепринятым свадебным действом[211].

Свадебный обряд начинался со сватовства, смотрин и обручения. Институт сватовства существовал издревле, что стало очевидным из берестяной грамоты № 731, найденной в Новгороде Великом и относящейся к XII веку: «Поклон от Янки с Селятой Ярине. Хощет-таки детище твоего. К празднику ее хочет. А я обещала ему свое согласие, как ты сказала ему давеча: „Придешь — в тот же день сосватаю“. А если у тебя там нет повойничка, то купи и пришли. А где мне хлеб, там и тебе». Эта колоритная по содержанию и языку грамота, помимо указания на существование свах и института сватовства, свидетельствует еще и о том, что в то время повойник, представлявший собой часть головного убора замужней женщины в виде расшитого полотна, закрывавшего шею, служил подарком будущей свекрови своей будущей же невестке.

То, что новгородская сваха XII века обещалась сосватать невесту в любой день, было не совсем правильно, с языческой точки зрения, так как для сватовства важно было выбирать особое время. Самым удачным считалось новолуние или полнолуние (тогда жизнь молодых должна быть богатой), четные дни недели (нечетные числа вообще считались плохими), мясоед, окончание полевых работ. Как уже упоминалось ранее, сватовство происходило строго по правилу: сваха или сваты стояли строго под матицей и не садились первыми без приглашения хозяев. Невеста чаще всего не присутствовала при сватовстве и либо уходила из дома, либо пряталась за печью. Свое отношение к жениху она выражала либо тем, что колупала печь, демонстрируя согласие, либо тем, что выбегала из дома мимо сватов (негативное отношение). Сватовство могло совершаться несколько раз, поскольку родители невесты имели право далеко не сразу дать согласие. Всякий раз сватовство завершалось совместной трапезой с обязательными хлебом и солью, принесенными сватами.

Вне традиционных форм проходило сватовство старых дев, бесприданниц, вдов. Некрасивую, «засидевшуюся в девках» девушку предлагали как залежавшийся товар; отец возил ее по деревням и выкликал женихов: «Эй, надолба, надолба! Кому надо надолбу?»; «По надалбни, по надалбни!» и т. п.[212]

Время от сговора до свадьбы было не только временем подготовки приданого и свадебного пира. Это было время подготовки невесты к смене личности, своего социального статуса и семейного положения. Девушку в этот подготовительный период частенько запирали дома, не разрешая выходить из него, порой закрывали ей лицо черной фатой, чтобы она оплакивала свою девичью «смерть». В русском фольклоре сохранились причитания, исполнявшиеся на девичнике, из которых видно, что именно смена прежнего девичьего тела на новое женское волновала невесту более всего остального:

Принакрыл меня батюшка злой фатою слезливою,
Не велел мене батюшка по светлице похаживать.

Когда наутро за невестой приезжал свадебный поезд, происходил ее выкуп у брата или за неимением брата у другого родственника. Собираясь в обрядовый путь к дому жениха, невеста втыкала в свое платье несколько иголок в качестве оберега от сглаза и порчи, а въезжая в ворота, она их вынимала, переламывала и бросала по обе стороны, чтобы ведьмы не смогли проникнуть во двор и дом.