Повседневная жизнь языческой Руси

Похороны устраивались на третий день, поминки на девятый, двадцатый и сороковой дни, через год. Как написано в одном историческом источнике 1589 года, «дал по нем после его живота… на четыре кормы: на третины, на девятины, на полусарачины, на сарачины»[250]. Все поминки были уже связаны с христианскими представлениями о пребывании души покойника после его телесной кончины. Первые три дня душа находилась рядом с телом умершего, со своим домом, на девятый день она покидала землю и поднималась в небо, с девятого по сороковой день душа проходила мытарства, над ней вершился суд Божий, должный определить ее дальнейшее и вечное местопребывание — в раю или аду. Поэтому поминки на сороковой день связаны с тем, что душа умершего, до этого ходившая по мытарствам, наконец-то устроилась на новом месте. А вот в раю или аду, зависело от злодеяний, совершенных человеком в земной жизни. В аду женщины, умертвившие своих детей, будут поедать их тела, ведьмы — изрыгать молоко, отнятое у чужих коров; воры — носить на спине всё украденное ими; пьяницы — возить бочку смолы и пить ее. На поминках на сороковой день принято было печь пшеничные или ржаные лесенки, якобы помогающие душе умершего взойти в рай.

Специальной поминальной пищи в дохристианские времена, судя по «Повести временных лет», не было: во время тризны пили медовые хмельные напитки и вино, ели мясо, овощи, хлеб, то есть обычную каждодневную пищу. После принятия христианства поминальная пища состояла обычно из кутьи, блинов, яичницы и каши, кваса и киселя. Что из этих блюд и когда именно появилось в качестве поминальной пищи, не совсем ясно.

Главным поминальным блюдом была, конечно же, кутья, сваренная из цельных зерен пшеницы или ячменя и пропитанная медом. Блины пекли на рассвете в день погребения, их ставили на стол, за который садились только мужчины; блины надо было разламывать горячими, и часть блина требовалось положить на окно, чтобы душа покойного напиталась его паром. Квас делали не только из ржи, но и из различных ягод. Совершенно необычным для нас кажется кисель, который резали на куски! Его готовили из запаренной кипятком овсяной муки (реже из муки пшеничной), которую подслащивали, давали немного забродить, потом выпревали и остужали. Кисель нужно было есть обязательно холодным, деля его на куски.

В качестве поминального дара на похоронах обычно раздавали платки и полотенца.

Поминки должны были помочь душе покойника уйти от родного дома. Для этого, к примеру, на Рязанщине вешали лошадиный хомут, олицетворявший окно в потусторонний мир.

В Новгородской губернии на сороковой день после смерти хозяина дома для него топили персональную баню, разложив на окне полотенца, чистую рубаху, новый веник и мыло. Спустя какое-то время мылись там сами, постоянно выливая воду на сторону («для мертвых»). Такая совместная с умершим баня была аналогом совместной с ним трапезы.

Но покойник покойнику — рознь. Умершие подразделялись по видам смерти: по старости, по болезни, при родах, не успевшие пожить брачной жизнью, утопленники, висельники, самоубийцы. И каждому виду смерти соответствовал свой комплекс суеверий. Погибшие насильственной смертью могли сообщить в сновидениях, где спрятано их тело. От убийцы они могли во сне потребовать раскаяния. Самоубийц, называемых «нечистыми покойниками», в христианские времена не хоронили на кладбище. Их часто погребали на перекрестках дорог, у леса, на краю поля, реже за оградой кладбища. Сохранился указ патриарха Адриана 1697 года: «А который человек обвесится, или зарежется, или купаясь… утонет, или вина обопьется, или с качели убьется, или иную какую смерть сам над собою своими руками учинит… и тех умерших тел у церкви Божии не погребать, а велеть класть их в лесу или на поле…»[251] Самоубийц очень опасались хоронить рядом с умершими своей смертью, потому что именно из них получались вампиры, водяные, кикиморы и русалки.

Помимо самоубийц к нечистым, «заложным покойникам» относили также детей, умерших до крещения, детей, убитых своими матерями, женщин, умерших во время родов, людей, замерзших в пути. «Заложными» их называли потому, что хоронили их тела не в земле, а в болотах, оврагах, ямах, закладывая сверху ветками, листьями, мусором.