Поводырь

Только не нам их судить. Стоят заводы и мосты, и плотины. И нефть, ими найденная и покоренная, по ими проложенным трубам в бюджет изрядную долю несет. Почему вот до меня только сейчас дошло, какими великими были предки! Насколько героические их свершения?! Сам же речи с высоких трибун произносил, грамоты к юбилеям раздавал. Руки жал. Формально. Не искренне. Радовался, когда удавалось еще какую-нибудь часть от гигантов советской индустрии откусить и выгодно перепродать… Гнидой я, Герочка, был. Жирной, присосавшейся к чужим успехам, к результатам чужих трудов, вшой. Только подумаю, в морду себе плюнуть хочется…

Так-то, умом, понимаю, что, по сути, те строители индустриальной мощи страны обладали одним немаловажным ресурсом, которого нет и скорее всего никогда не будет у меня теперь. Те же речки, полезные ископаемые и глухая тайга. Вот чертежи из столицы господин инженер Буттац пришлет – и строительные машины можно будет построить. Но вот доступного, волшебной силой какой-нибудь комсомольской путевки, практически бесконечного числа рабочих рук мне не видать как своих ушей. Нет у меня за спиной руководящей и направляющей миллионной правящей партии, способной решением пленума стронуть с места, посадить в кабины тракторов и самосвалов сотни тысяч человек!

Придется как-то обходиться. Возводить мой Транссиб не как БАМ – напряжением сил всего государства и с привлечением целой армии строителей, а как-то иначе. Использовать те преимущества, те стимулы высочайшей производительности труда, о которых и не задумывались большевики. Желание людей уберечь членов своих семей от голода и холода хотя бы. Ну или заработать еще один миллион, если хотите. Мне нужно долг всем грядущим поколениям земляков отдавать, а не деньги в чужих карманах пересчитывать.

В общем, тему химзавода больше не поднимали. В Ирбите начиналась ярмарка. Мясников с Гилевыми засобирались, заторопились, пообещав потом, после окончания торгов, еще навестить меня в Колывани. Насилу уговорил Ваську взять с собой татарского казака – Рашитку со щенками. Хотя бы до Тюмени. Ну и помочь пристроиться к какому-нибудь каравану, идущему на запад, в Нижний Новгород. А мне оставалось только проводить уезжающих и вновь браться за письма, за прожекты, за свою ненавистную бухгалтерию, наконец.

А потом на подворье первогильдейского колыванского купца Кирюхи Кривцова ворвался на взмыленном коне молодой казачок – посыльный.

– Беда, ваше благородие! – прохрипел он, утирая иней с жидкой еще по возрасту лет бороды. – Кокоринский караван злыдни постреляли!

И мирный ужин, богатое, хоть и не скоромное – Великий пост на дворе – застолье взорвалось суетой и приготовлениями. Бряцало оружие и хищно поблескивали в нервном свете керосиновых ламп тупые свинцовые головки патронов.

– Нешто ты сам в погоню, Герман Густавович? – удивился Кирилл Климович. – Подиткось и без тебя управятся. Коли зверя, с Божьей помощью, скрадывают, так и двуногих охальников сумеют. А тебе, твое благородие, не по чину будет…

Какое, к дьяволу?! Моя железная дорога в опасности! Больше месяца специально выпрошенный у московского богатея Кокорина миллион ассигнациями добирался до моей губернии. Целый воз денег, предназначенных для расчетов с рабочими, которые уже этой весной должны были начать укладку рельсов на первом участке будущей магистрали! Отдать?! Подарить каким-то скотам? Ворам и разбойникам?! Зубами рвать буду! Без суда и следствия!

Час спустя, успокоившийся, умиротворенный размеренной рысью выданного колыванским купцом коня, выговаривал сам себе, что не догадался поставить в известность местные полицейские власти. Оглянулся на наш, прямо скажем, небольшой отряд и подумал, что еще пяток стрелков точно бы не помешал. Ладно хоть Кривцов местного проводника дал – отставного пожилого казака с покалеченной левой, беспалой рукой. Иначе вообще бы втроем были, против банды – неизвестной числом, но, тем не менее, не побоявшейся совершить нападение на хорошо охраняемый караван.

– Не журись, твое благородие, – словно почувствовав, что моя ярость, моя слепая решимость немедленно найти и покарать злодеев стала рассеиваться, поспешил поддержать меня беспалый Силантий. – Оне нынче в берлогу свою подались. Добычу делить да страх хмельным заливать. Тут-то мы их и возьмем.

– Конечно, – согласился я. – Так все и будет.

Хотелось верить, что мы оба правы. И все же, когда уже присыпанная свежим снежком тропа вывела нас к логову – укромной лесной заимке, торопиться не стал. Тем более что был выбор: напасть немедленно, в надежде на неожиданность и на то, что бандиты еще не избавились от страха, но уже успели расслабиться, понадеявшись на удаленность своей базы от тракта, или укрыть лошадей в логу, аккуратно, по большому кругу обойти строения и лечь в засаду с наветренной стороны, дожидаясь, пока злыдни зальют глаза водкой на радостях.