Поводырь

Иностранным благодетелем мясниковского завода оказался все-таки немец. Людвиг Кнопп. Учился выходец из Бремена в Англии, где и обзавелся нужными связями. В восемнадцать лет приехал в Империю, как представитель одной из островных фирм, но лет десять уже как занимается собственным делом. В первую очередь, конечно, поставками самого современного оборудования для ткацкого производства. Но, по словам кнопповских приказчиков, за долю в прибыли готов раздобыть даже артиллерийский завод.

Мефодий отнесся к объяснениям каинского купца с сарказмом, а вот я всерьез заинтересовался. Путь от Троицкого до Колывани был долгий, времени хватило и на фантазии, и на планирование дел, и на наведение порядка в скопившихся за два года блокнотах и записных книжках. Вот в одной из них и обнаружилась сделанная рукой великого химика Зинина запись – несколько формул и описание процесса получения синтетического красителя для ткани из каменноугольной смолы. А я-то, дурень, голову ломал, что делать с отвратительного вида субстанцией из зловонных ям, куда сливали отходы коксового производства! У меня в руках было сырье для изготовления сверхдефицитного порошка, за который не только Гилевы с Мясниковым, а и половина российских мануфактурщиков душу продадут. Я был абсолютно уверен, что и формулы эти, и процессы были отлично известны в той же Пруссии или Англии. Так почему бы было не попробовать через этого пронырливого немца, господина Кноппа, обзавестись нужным оборудованием? К лету у меня и специалисты нужные как раз образуются. Не зря же я, можно сказать, из своего кармана стипендию некоторым молодым людям в столичной Медико-хирургической академии плачу?! Тогда еще, в бытность свою в Санкт-Петербурге, озаботился оформлением соответствующих договоров. Теперь эти господа молодые специалисты обязаны отработать по три года на моих предприятиях. Понятное дело – по профилю. Не рабочими же!

Что-то в этом роде я собравшимся и объяснил. Чем вызвал совершенно неожиданную реакцию Василия Гилева – он пихнул брата локтем в бок и засмеялся.

– Признаю, – печально выговорил Мефодий и кивнул.

– А я те чево говорил, брат?! По-иному и быть не могло!

– В чем, собственно, дело? – поинтересовался я. По лицу Мясникова легко было понять, что и ему стало любопытно, но он все еще чувствовал себя в нашей компании несколько скованно и спросить постеснялся.

– Да тут вон оно как вышло, ваше превосходительство…

– Благородие, – поторопился я поправить младшего Гилева. Не нужно было, чтоб кто-нибудь из дворовых смог опознать в бородатом казачьем офицере беглого экс-губернатора. – Мы же договаривались…

– Простите, Герман Густавович… Ваше благородие… Мы тут, пока вашего прибытия ждали, за подсчеты взялись. Баланс, значится, подбивали. Ну и по всему выходило, что после ярманки у нас, вместях с Кирюхой, никак не меньше мильена будет. Вот я, ваше… благородие, возьми да и брякни – мол, то-то благодетель наш обрадуется… А Вася…

– А я, Герман Густавович, – снова хихикнул Гилев-старший, – тут же говорю, дескать, мы батюшке генералу и похвастаться не успеем, как он новое что-то предложит, куда прежнего дороже и прибыльнее. Такой вот, благодетель наш неуемный! Ан по-моему все и вышло…

– Это… кхе-кхе… Ваше благородие, истинный крест, дорого встанет. Как бы…

– Ну так неужто всей компанией-то не осилим? – вскинулся я. Слишком уж захватила меня идея, одним махом решающая проблемы экологии и обещающая, в случае успеха, стать одним из самых прибыльных моих предприятий. – Нас здесь четверо. Да сам немец – пятый. Пусть кнопповская фабрика и в миллион обойдется, чай, по двести-то тысяч найдем на такое-то дело?

На самом деле это было весьма спорное утверждение. Во-первых, двести тысяч серебром для Сибири все еще оставались циклопической суммой. Совокупный годовой оборот первого в Томске Общественного сибирского банка не превышал четырехсот тысяч серебром. А ведь до недавнего времени это был вообще единственный кредитно-финансовый институт от Тюмени до Хабаровска. Обладателей состояний, превышающих миллион серебром, за Уралом по именам все знали…

У Мясникова пока денег не было. Все, даже самые последние, оставляемые в кубышке на «черный» день, запасы уже были вложены в суконную фабрику. И все-таки Дмитрий Федорович согласился участвовать в новой компании. Надеялся удачно расторговаться в Ирбите, да и планы захвата восточного рынка внушали определенный оптимизм.

Весь капитал Кирилла Климовича Кривцова, в виде зерна, спал до весны в огромных амбарах на берегу Оби. С началом навигации – самые высокие цены, и покупатели сами за продавцами ходить станут, упрашивать. Потому и он согласился. Пока каинский промышленник спишется с Кноппом, пока тот выяснит, возможна ли вообще поставка в далекую Сибирь полного комплекса нужного оборудования, глядишь, и лето в самом разгаре будет, не то что весна.