Читаем Повести и рассказы полностью

Раздался стук каблучков, и в переднюю выпорхнула моя приятельница в фартуке и с какой-то тряпкой в руке.

Первые слова ее были такие:

- Чего тебя, ирода, черти по парадным носят? Не мог через черный ход приттить!

- Виноват, - растерялся я. - Вы сказали...

- Что сказала, то и сказала. Это мой кум, барыня! Я его допрежь того в Питербурхе знала. Иди уж на кухню, раздевайся там. Недотепа!

Кухня была теплая, уютная, но не особенно пригодная для моего элегантного фрака. Серая тужурка и каска пожарного были бы здесь гораздо уместнее.

- Ну, садись, кум, коли пришел. Самовар, чать, простыл, но стакашку еще нацедить возможное дело.

- А я вижу, вы с гран-кокет перешли на характерные, - уныло заметил я, вертя в руках огромную ложку с дырочками.

- Чаво? Я, стало быть, тут у кухарках пристроилась. Ничего, хозяева добрые, не забижают.

- На своих харчах? - деловито спросил я, чувствуя, как на моей голове невидимо вырастает медная пожарная каска.

- Хозяйские и отсыпное хозяйское.

- И доход от мясной и зеленной имеете?

- Законный процент (в последнем слове она сделала ударение на "о"). А то, может, щец похлебаешь? С обеда осталось. Я б разогрела.

Вошла хозяйка.

- Аннушка, самовар поставь.

Во мне заговорил джентльмен.

- Позвольте, я поставлю, - предложил я, кашлянув в кулак. - Я мигом. Стриженая девка не успеет косы заплести, как я его ушкварю. И никаких гвоздей. Вы только покажите, куда насыпать уголь и куда налить воды.

- Кто это такой, Аннушка? - спросила хозяйка, с остолбенелым видом разглядывая мой фрак.

- Так, один тут. Вроде как сродственник. Он, барыня, тихий. Ни тебе напиться, ни тебе набезобразить.

- Вы давно знакомы?

- С Петербурга, - скромно сказал я, переминаясь с ноги на ногу. Аннушка в моих пьесах играла.

- Как... играла? Почему... в ваших?..

- А кто тебя за язык тянет, эфиоп? - с досадой пробормотала Аннушка. Места только лишишься из-за вас, чертей. Видите ли, барыня... Ихняя фамилия - Аверченко.

- Так чего ж вы тут, господи! Пожалуйте в столовую, я вас с мужем познакомлю. Мы очень рады...

- Видала? - заносчиво сказал я, подмигивая. - А ты меня все ругаешь. А со мной господа за ручку здороваются и к столу приглашают.

С черного хода постучались. Вошел еще один Аннушкин гость, мой знакомый генерал, командовавший Третьей армией. Он скромно остановился у притолоки, снял фуражку с галуном и сказал:

- Чай да сахар. Извините, что поздно. Такое наше дело швейцарское.

Мы сидели в столовой, за столом, покрытым белоснежной скатертью. Мы трое - кухарка, швейцар и я.

Хозяин побежал в лавку за закуской и вином, хозяйка раздувала на кухне самовар.

А мы сидели трое - кухарка, швейцар и я - и, сблизив головы, тихо говорили о том, что еще так недавно сверкало, зеленело и искрилось, что блистало, как молодой снег на солнце, что переливалось всеми цветами радуги и что теперь - залилось океаном топкой грязи.

Усталые, затуманенные слезами глаза тщетно сверлят завесу мглы, повешенную господом богом... Какая это мгла? Предрассветная? Или это сумерки, за которыми идет ночь, одиночество, отчаяние?

Русские в Византии

Этот осколок константинопольской жизни мне хочется написать в благородной форме исторического романа - так он красочен.

Стояло ясное, погожее утро лета 1921 года.

Впрочем, нет, стоял вечер.

Автор начинает с утра только потому, что все русские исторические романы начинаются этой фразой. А на самом деле стоял вечер, когда произошла завязка этого правдивого бытового романа.

Граф Безухов, не доложившись, неожиданно вошел в комнату жены и застал последнюю (она же была и первая у него) в объятиях своего друга князя Болконского.

Произошла ужасная сцена.

- Милостивый государь! - вскричал взбешенный муж.

- Милостивый государь!

- Вы знаете, что вами осквернен мой семейный очаг?!

- Здесь дама, прошу вас не возвышать голоса. Орет, сам не знает чего.

Закусив нижнюю губу, бледный граф молча сдернул со своей руки перчатку, сделал два шага по направлению к князю и бросил перчатку прямо в лицо врага.

- Надеюсь, вы понимаете, что это значит, - угрюмо сказал он.

- Готов к услугам, - холодно поклонившись, ответил князь Болконский.

- Мои секунданты будут у вас в десять часов утра.

- Хоть в девять, - с достоинством ответил князь, отыскивая свою шляпу.

По соглашению сторон поединок был решен на завтра на дуэльных пистолетах.

Выработав все условия и подробности, секундант графа, полковник Н., спросил у княжьего секунданта, гусарского корнета Ростова:

- Теперь последний вопрос: у вашего доверителя есть дуэльные пистолеты?

- Никаких нет.

- А у вас?

- Откуда, голубчик, я из Севастополя эвакуировался с маленьким ручным чемоданом... До дуэльных ли тут пистолетов!

- И у моего нету. Что ж теперь делать? Нельзя ли у кого-нибудь попросить на время? Например, у барона Берга?

- Нашли у кого просить! Барон на Пере "тещиными языками" торгует с лотка, неужели вы думаете, что у него удержалась такая ценная штука, как дуэльные пистолеты? Загнал!

Огорченные, разошлись секунданты по своим доверителям.

- Ну, что? - нетерпеливо спросил бледный, с горячими глазами граф Безухов.

- Все готово? Когда?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза