- Теперь скажите, как у вас поставлена редакционная часть?
- В каком смысле?
- Я бы хотел знать, кто у вас пишет?
- Да многие пишут.
- Так, так...
Он поднял голову и строго спросил:
- Короленко пишет?
- Нет, да ведь он для сатирических журналов вообще не пишет.
- Это не важно. Интересное имя. Пусть даст какую-нибудь пустяковину, и то хорошо. Да вот мы сейчас пощупаем почву. Понюхаем, барышня, "Русское Богатство". Что? Черт его знает, какой номер. Посмотрите, голубчик.
Я покорно взял телефонную книжку, перелистал ее и сказал:
- Четыреста сорок один одиннадцать.
- Благодарствуйте. Алло! Четыреста сорок один одиннадцать. Да. Попросите к телефону Владимира Игнатьевича.
- Галактионовича, - поправил я.
- Да, да. Хе-хе!.. Я по отчеству его никогда не называю. Алло, алло! Это кто? Ты, Володя? Хе-хе! "И пишет боярин всю ночь напролет, перо его местию дышит"... Бросил бы ты, брат, свою публицистику! Написал бы что-нибудь беллетристическое... Куда? Да уж это будь покоен. Пристроим. Давай мне, а я тебе авансик устрою, все как следует. Только ты, Володичка, вот что: повеселей что-нибудь закрути. Помнишь, как раньше! Мне для юмористического журнала. Что, уже написано? Семьсот строк? Что ты, милый, это много. А? Ну, да ладно! Сократить можно. Прочитаем. Ответим в почтовом ящике. Прощай. Анне Евграфовне и Катеньке мой привет. Фуу...
Он устало опустился в кресло.
- Как вы думаете, семьсот строк - это не много? Я, впрочем, предупредил его, что мы сокращаем.
IV
- А у вас, я вижу, большие знакомства, - заискивающе сказал я.
Эдип снисходительно улыбнулся.
- Ну, уж и большие. Кое-что, впрочем, есть. Если вам нужно, пожалуйста! Хе-хе! Эксплуатируйте. Ну, а теперь вы мне скажите: выстою я против вашего секретаря?
- Господи, может ли быть сравнение? Только вот не знаю я, как от него получше избавиться: обвинить в потере рукописи или просто придраться к его убеждениям.
Царь Эдип призадумался.
- А можно и так, - посоветовал он. - Написать ему письмо из другого журнала и предложить там место с двойным жалованьем. Он тут сейчас же и заявит о своем уходе. Мы его и выпроводим, голубчика. Скатертью дорога!
- Идея, - одобрил я. - Значит, до завтра.
- Вы мне позвоните.
- Позвонить, - пробормотал я, искоса поглядывая на него. - Это не так легко. Кстати, вы знакомы с директором телефонной сети?
- С директором? Сколько угодно! Кто же не знает Ваничку? А что нужно?
- Попросите его, пожалуйста, поскорее включить телефон наш в общую сеть. А то уж три дня, как поставили аппарат, а в сеть он еще не включен. Совершенно мы, как говорится, отрезаны от всего мира.
Царь Эдип подошел к окну, отогнул портьеру и выглянул на улицу: взял из пепельницы спичку, сломал ее, положил обратно, снова погладил спинку дивана; поставил на новое место бокал с карандашами; взял свою шляпу, провел по ней рукавом - и вдруг выбежал в переднюю.
Секретарь у нас прежний.
Человек с испорченными часами
Усевшись поудобней в кресло, он посмотрел на меня и, удовлетворенный, сказал:
- Вот вы какой.
- Да, - скромно улыбнулся я.
- Давно пишете?
- Четыре года.
- Ого! А я тоже думаю: дай-ка что-нибудь напишу!
- Написали? - полюбопытствовал я.
- Написал. Принес. Хочу у вас напечатать.
- Раньше писали?
- Нет. Другим голова была занята. А нынче с делами управился, жену в имение отослал, - ну, знаете ли, скучно. Э, думаю, попробую-ка что-нибудь написать! Вот написал и притащил. Хе-хе! Почитайте новоявленного Байрона.
- Хорошо-с. Одну минуту... кончу корректуру, и тогда к вашим услугам.
Это был длинноносый немолодой человек, в черном сюртуке и с бриллиантом на худом узловатом пальце.
Он осмотрел свои ноги и, улыбнувшись, сказал:
- А приятно, когда везет.
- Кому?
- Да вот, например, вам. Пишете, зарабатываете деньги, вас читают.
- Трудно писать, - рассеянно сказал я.
- Ну, как вам сказать. Я, например, сел, и у меня как-то это сразу вышло.
Я отодвинул неоконченную корректуру и сказал:
- Где ваша рукопись?
- Вот она. Условия: пятнадцать копеек строка. А за следующие вещи - по соглашению. За дебют можно подешевле.
- Ладно. Ответ через две недели.
Я бросил косой взгляд на начало лежавшей передо мной рукописи и сказал:
- Кстати, нельзя писать: "Солнце сияло на закате небосклона".
- Ну, ничего, - добродушно усмехнулся он. - Исправите. Это первые шаги. Ну, я пойду. Не буду отнимать у себя и у вас драгоценное время.
Он вынул часы, взглянул на них и сказал с досадой:
- Вот анафемические! Опять стали.
- Испортились? - спросил я.
- Да, давал чинить - ничего не выходит.
- Да уж эти часовые мастера! Позвольте, я посмотрю их. Может быть, что-нибудь можно с ними сделать.
Он удивленно посмотрел на меня.
- А вы и часы можете починить?
- Отчего же... Пустяки.
Я взял протянутые им часы, открыл заднюю крышку и стал внимательно разглядывать комбинацию колесиков и пружин.
- Ну-с... попробуем.
Я взял перочинный ножик и ковырнул механизм. Два колесика отскочили и упали на письменный стол.
- Ага! - удовлетворенно сказал я. - Ишь ты, подлые.