Повести и рассказы

- С какими? Ах, да! Все собирался. Надо действительно будет поскорее написать. Завтра утром обязательно напишу.

- Спасибо, милый!.. Володя...

- Да?

- Ты хотел бы, чтобы мы вместе жили?

- Вместе? Это было бы хорошо.

- Хочешь ко мне переехать?

- Нет, что ты... Ведь я тебя стесню. Ты дома работаешь, разучиваешь роли, а я только буду тебе мешать...

- Володя... Ну, я к тебе перееду... Хочешь?

- Дурочка! Да ведь у меня еще теснее. Я пишу, ты разучиваешь роли; оба мы будем друг другу мешать... Понимаешь, иногда хочется быть совершенно одному со своими мыслями.

Она притихла. Отвернулась и молчала - только плечи ее тихо вздрагивали.

- Катя! Ты плачешь? Глупая... Из-за чего, право?.. Это такой пустяк!

- М... не так хо-те-лось...

- Ну хорошо, ну, будет по-твоему... Переезжай.

- Милый! Ты такой хороший, добрый...

И сквозь слезы, как солнце сквозь капли дождя, проглянула счастливая улыбка...

ГЛАВА VIII

Сидели в ресторане: Бронзова, Ошмянский и его приятель, Тутыкин.

- Володя! Ну что, получил уже документы?

- Понимаешь, написал я все честь-честью - и до сих пор никакого ответа. Работы у них много, что ли? - У нас теперь что? 14-е февраля? Ну, думаю, к концу месяца вышлют.

- Напиши им еще.

- Конечно, напишу.

Она посмотрела на него ласковым, любящим взором и сказала:

- А знаешь, что тебе очень пошло бы? Бархатная черная куртка. У тебя бледное матовое лицо, и куртка будет очень эффектна. Закажи. Хорошо?

- Да когда же я ее буду носить?

- Когда угодно! Ты ведь писатель - и имеешь право. В гости, в театр, в ресторан...

- Не слишком ли это будет бить на дешевый эффект?..

- Нет, нет! Володя... Я хочу!

- Ну, если ты хочешь, не может быть никакого разговора. Закажу.

В ту же ночь приятель Тутыкин, сидя в дружеской компании, говорил, усмехаясь:

- Совсем погибла эта размазня Ошмянский! Попал в лапы такой бабы, что она его в бараний рог скрутила.

- Красивая?

- Красивая. И острая, как бритва.

ГЛАВА IX

Когда Бронзова и Ошмянский вышли из ресторана, он сказал ей очень нежно:

- Катя... Я тебя завезу к нам домой, а сам поеду...

- Куда же? Ведь клуб уже закрыт.

- А... видишь... Мне пописамть хочется. Настроение нашло.

- Ну-у-у?

- Ах, да! Я тебе не говорил! Понимаешь, я снял две маленьких комнатки и иногда утром, иногда днем удаляюсь туда поработать. Тихо, хорошо.

- Володя! - всплеснула руками Бронзова. - Да ведь это выходит, что я выгнала тебя из твоей квартиры?

- Ну, что ты... Какой вздор! Просто я иногда должен оставаться один. Знаешь, мы ведь, писатели, преоригинальный народ! Я заеду сейчас с тобой к нам и заберу кое-что: письменный прибор, лампу и одеяло. Подушки там есть.

ГЛАВА X

- Володя! Заказал куртку?

- Да, был я у портного... Так мы ни до чего и не договорились. Он, видишь ли, не знает, какой фасон... и вообще.

- Ну, едем вместе! Сейчас мы это все и устроим! Эх ты, кисель мой ненаглядный... Документы уже получил?

- Написал снова. Боюсь, не затерялись ли они где-нибудь. На почте, что ли?!

- Дома сегодня будешь?

- То есть где? У тебя? Да. Заеду чайку напиться. А потом к себе покачу: повесть нужно закончить... У себя же и заночую...

ГЛАВА XI

- Смотри, Володя, как кстати: мы собираемся к Тутыкиным, и тебе принесли бархатную куртку. Воображаю, как она тебе к лицу. Надень-ка ее. И я пойду переодеться.

Бронзова ушла, а Ошмянский взял куртку, положил ее на диван и потом, взяв перочинный нож, распорол под мышкой прореху вершка в два.

Сделав печальное лицо, пошел к Бронзовой.

- Чтоб его черти съели, этого портного! Сделал такой узкий рукав, что он под мышкой лопнул.

- Ну, давай я зашью.

- Стоит ли? Опять лопнет. Тем более что воротнички без отворотов у меня дома, а на этот воротничок - надеть трудно...

ГЛАВА XII

Ошмянский только что приготовил бумагу для рассказа и вывел заглавие, как в комнату постучались.

- Кто там?

Дверь скрипнула - вошла Бронзова. Она была очень бледна, только запавшие глаза горели мрачным, нехорошим огнем.

- Прости, что я врываюсь к тебе. Ведь эти комнаты, я знаю, ты снял специально для того, чтобы быть одному... Но - не бойся. Я пришла сюда в первый и последний раз...

- Катя! Что случилось?

- Что? - Она упала головой на спинку кресла и горько заплакала. Что? - Улыбнулась печально сквозь слезы и пошутила: - Ты победил меня. Галилеянин...

- Катя! Чем?! Что ты говоришь?

- Ну, полно... Все равно я ухожу уже навсегда, и поэтому довольно всяких разговоров и вопросов... Помнишь, при первом знакомстве я назвала тебя киселем, а ты меня бритвой. Пожалуй, так оно и есть. Я - бритва, я хотела, чтобы все было по-моему, я мечтала о счастье, я знала, что ты безвольный кисель, и поэтому мое было право - руководить тобой, быть энергичным началом в совместной жизни... Но что же получилось? Бритва входила в кисель, легко разрезывала его, как и всякий кисель, и кисель снова сливался за ее спиной в одну тягучую, аморфную массу. Бритва может резать бумагу, дерево, тело, все твердое, все определенное - но киселя разрезать бритва не может! Я чувствую, что я тону в тебе, и поэтому ухожу!