Подполковник с минуту помолчал, задумчиво вороша рукою слитки. Негромкий, приятный перезвон наполнил горницу.
— Сейчас доложу комдиву. Он укажет, куда это добро направить. Напиши письменный рапорт.
Подполковник вышел в соседнюю комнату к аппарату. Через полминуты послышался его низкий густой голос и смех. Чернов, присев к столу, торопливо писал рапорт о находке, и хотя, прежде чем идти к командиру полка, лейтенант сам в присутствии всего взвода трижды пересчитал слитки, но сейчас он недоверчиво косился на ящик.
«Не ошибся ли, когда считал? Черт его знает, не мешало бы пересчитать еще раз. Ведь это не что-нибудь, а золото». Но вошел командир полка и уже от двери: заговорил:
— Комдив благодарит и велел представить к награде всех, кто участвовал в операции. Сейчас комиссию пришлет. Золото будет передано польскому демократическому правительству.
На прощанье подполковник спросил Чернова:
— А вина, говоришь, четыре бутылки было? А теперь сколько осталось? — подполковник хорошо знал возможности своих разведчиков.
— Все четыре бутылки почти полные, — не моргнув глазом, ответил лейтенант Чернов.
— А вино хорошее?
— Очень хорошее. Самого высшего сорта, — с глубоким убеждением подтвердил лейтенант.
Подполковник иронически покосился на своего любимца.
— Так хорошее, говоришь, вино высшего сорта? Ну что же, мы его на хорошее дело и употребим. Сдай его на склад ПФС, да скажи там, что я приказал немедленно, слышишь, немедленно все вино отправить в медсанбат. Для раненых. Понял? Все!
Чернов повернул к выходу.
— Да стой-ка! — окликнул его вновь подполковник, — мы здесь три дня простоим, пополнение получать будем. Всех своих в бане помыть и все прочее привести в порядок. А вино не забудь сейчас же отправить. Действуй…
Еще не затихли за дальней окраиной глухие раскаты рвущихся снарядов, а в улицы местечка уже стали втягиваться обозы и колонны войск второго эшелона Красной Армии. Пан ксендз тоже вылез из своего убежища. Пани Ангелина уже с полчаса шмыгала в домике, обливаясь потом и слезами. Нелегко было добродетельной пани убедиться в том, что недавние постояльцы, такие грозные фашистские офицеры оказались просто воришками и, уходя, прихватили с собой на память три чайных и две столовых серебряных, но позолоченных ложки, купленные еще до войны панн Ангелиной поштучно на местечковом рынке. Хорошо еще, что пан ксендз в свое время закопал в подвале все столовое и чайное серебро.
К тому же, очень трудно было пани Ангелине одной, без помощи пана ксендза, припрятывать основательный ворох добра, который не успели забрать постояльцы при поспешном отступлении.
А прятать нужно было понадежнее. Ведь все эти шубы, шали, отрезы, ткани, белье, обувь немцы реквизировали у соседей, жителей этого же местечка. Упаси бог, если кто-либо из прихожан увидит сейчас свое добро в доме пана ксендза. Разве мало завистников? Забыли люди бога и потеряли уважение к его служителям.
Поэтому, во избежание всяческих бед, пани Ангелина уже с полчаса усердно трудилась над укладыванием всего брошенного немцами добра в разные укромные уголки, с нетерпением ожидая, когда же пан ксендз решится покинуть свою нору и прийти ей на помощь.
Выбравшись из схрона и убедившись, что колесница войны уже прокатила через местечко и громыхает далеко на западе, пан ксендз вознес господу богу горячую благодарственную молитву и направился в дом.
Вскоре он торопливой походкой семенил через выгон к холму. Светлы и праведны были мысли ксендза.
«Благодарение богу, золото удалось сохранить от бездонных немецких карманов, вино от ненасытных немецких желудков. Можно спокойно перевезти свои сокровища обратно в подвал. Русских в этом отношении опасаться не приходится. Ведь в мародерстве даже он, пан ксендз, не мог упрекнуть русские войска. Кроме того, хорошо известно, что, изгоняя немцев, советские войска не препятствуют созданию польских органов власти».