Повести и рассказы

На повозке пана ксендза стояли четыре тумбообразных тюка, обшитых брезентом. Пани Ангелина, дальняя родственница, управляющая всем хозяйством ксендза, женщина благочестивая, ровного характера и приятного телосложения, целый день трудилась вкупе с паном ксендзом, переливая вино в четыре двухведерные толстостенные бутыли. Бутыли были очень старинные, из толстого зеленого стекла и для сохранности вставлялись в тяжелые свинцовые чехлы. До этого они добрых два столетия валялись в кладовых костела. Для чего они употреблялись раньше, никто уже не помнил. Но в том, что они все же сохранились, Пан ксендз определенно усматривал божественное предопределение. Теперь эти бутыли, наполненные вином, вставленные в свои надежны чехлы и доверху обшитые брезентом, солидно чернели на повозке. Рядом с ними лежал скромный тючок, тоже обшитый брезентом. Пан ксендз очень поднатужился, когда выносил его во двор и взваливал на телегу, а пан ксендз, несмотря на возраст, был еще, как говорится, мужчина в соку. Ох и тяжело снимать весь этот груз с повозки и спускать в яму. Пан ксендз и пани Ангелина совсем измучились, пока сделали все, как надо.

Предварительно пан ксендз, опустившись в тайник, закопал в самое дно ямы небольшой тючок, а затем уже сверху были поставлены и закрыты сосуды с вином, и земля добросовестно утрамбована. Затем, уничтожая следы своей работы, пан ксендз проявил замечательные знания и способности в маскировке. Он и пани Ангелина трудились столь вдохновенно, что совсем не замечали пота, градом лившегося с их лиц. Пан ксендз даже ни разу не вспомнил про боли в пояснице, на которые он жаловался прихожанам последние двадцать лет. Но зато, когда все было закончено, самый опытный глаз не разобрался бы, где, в каком месте маленькой полянки, среди терновника на вершине холма, скрыты главные сокровища пана ксендза. Закончив работу, пан ксендз и пани Ангелина даже обменялись чистым радостным поцелуем. Поцелуем безгреховным, не могущим кинуть никакой тени на высоконравственную особу пана ксендза.

Усталые, но довольные, они отправились домой, а к вечеру следующего дня в местечко вошли фашисты.

Прошло более четырех лет. Август сорок четвертого года ворвался в это богатое польское местечко с грохотом военной грозы. Линия фронта проходила в каких-нибудь девяти-десяти километрах. Перекресток многих дорог, сходившихся в этом месте, в свое время дал местечку возможность разбогатеть. Теперь же этот перекресток проклинали все жители местечка. Немцы во что бы то ни стало старались удержать этот важный узел коммуникаций. Но наступавшие с еще большим упорством стремились овладеть им. Поэтому несколько раз за день в местечке налет советской авиации сменялся артналетом из тяжелых пушек, а затем начиналась новая бомбежка. Жители местечка, забрав с собой все самое ценное имущество, дневали и ночевали в «схронах»[1].

В самом надежнейшем во всем местечке схроне сидел пан ксендз. Завывание приближающихся тяжелых снарядов заставляли пана ксендза молниеносно удирать в самый дальний угол убежища и для большей безопасности закутываться в толстое ватное одеяло, на которое пани Ангелина сверху накладывала еще мягкий пуховик. Под такой защитой пан ксендз, скорчившись и крепко зажмурившись, чувствовал себя в относительной безопасности.

В момент редких затиший пан ксендз, как и все жители местечка, вылезал подышать свежим воздухом и посмотреть, что делается на белом свете. Впрочем, каждый смотрел по-разному. Большая часть жителей затаенно, но со страстной надеждой ждала прихода русских, а кое-кто, и пан ксендз больше чем кто-либо, откровенно ожидали изменения ситуации в пользу фашистов и, вылезая, первым долгом осведомлялись — не отбросили ли большевиков? Не прибыли ли какие-либо сверхмощные танки? Не подошли ли к немцам подкрепления?

Но очередной артналет или бомбежка, вселяя надежду в большинство и лишая всякой надежды меньшинство, заставляли и тех и других нырять в схроны, щели и прочие убежища.

Спокойнее всего чувствовали себя восемь ведер вина и золото, закопанные паном ксендзом на холме, в зарослях терновника.

В точно такую же темную ночь, в какую четыре года тому назад пан ксендз закапывал свое сокровище, десяток советских разведчиков, перешедших фронт со специальным заданием, с трудом пробравшись сквозь заросли терновника, расположились на заветной для пана ксендза полянке. Лейтенант Чернов шепотом, но достаточно убедительно приказал:

— Чтобы через два часа ни один поверх земли не торчал. Окопаться и замаскироваться.

Вот тут-то и произошло самое удивительное происшествие в жизни самого отважного разведчика, одного из гвардейских соединений на первом Белорусском фронте. Разведчик Белов, здоровенный тридцатипятилетний сибиряк, копая для себя окоп, вдруг наткнулся на какие-то странные предметы.

— Гвардии лейтенант, а, гвардии лейтенант! Тут какая-то хреновина из земли лезет, — шепотом доложил он лейтенанту.

— Что там у тебя из земли лезет? — лейтенант спустился в наполовину открытый окоп и в темноте ощупал откопанные Беловым предметы.