Даже оставаясь наедине с самим собой, пан ксендз не видел в своих действиях ничего такого, что противоречило бы святым догмам религии. Разве Христос не учил подчиняться властям и разве святая римская церковь не вела из века в век жестокую борьбу с бунтовщиками и крамольниками, со всеми, кто считает, что счастливую и радостную жизнь можно установить здесь на земле силами самих людей, а не за гробом, не в райской обители. По указанию властей и с помощью жандармов всякие нежелательные разговоры в местечке были быстро прекращены, а сам пан ксендз, кроме всего положенного за такую важную для власти услугу, получил в свое распоряжение вино, обнаруженное в кладовых старого доктора.
Говорят, что вино доктор выдавал неимущим больным для поддержания сил, но пан ксендз никогда этому особенно не верил. Уж в чем, в чем, а в глупости ксендз обвинить старого доктора не мог и не допускал мысли, чтобы прекрасное душистое Асти доктор выдавал местечковой голытьбе. Просто, по мнению пана ксендза, старый доктор понимал вкус в вине, и, наверное, тоже был не дурак выпить.
Таким образом, пан ксендз более всего был озабочен тем, как сохранить в целости свое золото и вино, хотя считалось, что пан ксендз небогат и что золота у него вообще не водится. О вине, конечно, все уже забыли, но если немцы, разместившись в доме пана ксендза, пронюхают о золотых и винных запасах, хранящихся в погребе, то… Нет, почтенный священнослужитель совсем не хотел, чтобы немцы узнали, что он, ксендз, совсем не так уж беден. Вместительность немецких карманов и желудков пан ксендз помнил еще с прошлой войны. Нет, вино, собственное вино, тем более настоящее Асти — это вам не позолоченный свинец из костельной ризницы. А слитки золота, в которые пан ксендз в свое время превратил священные сосуды костела, эти тяжелые, но совсем не громоздкие слитки были, по мнению пана ксендза, укрыты совсем ненадежно. Одним словом, пан ксендз пришел к убеждению, что дома золото и вино прятать невозможно. Хотя, конечно, немцы высококультурны и европейцы в полном смысле этого слова, но в завоеванной стране… в общем, пан ксендз решил, что такими ценностями рисковать нельзя. Их надо спрятать и надежно спрятать.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что в темную сентябрьскую ночь, когда все местечко спало, пан ксендз вышел из калитки своего дома, и в руках его был не привычный увесистый посох с серебряным набалдашником, а просто железная лопатка-заступ.
Хотя ночь была тиха и безмятежна, но линия темного горизонта во многих местах была выщерблена заревом далеких пожаров. Это надвигались фашисты.
В глухом, заросшем кустами углу местечкового выгона пан ксендз сразу нашел то, что ему было надо. Недаром в последние дни святой отец уделял все послеобеденные часы благочестивым размышлениям в наиболее укромных уголках выгона. В одном из них, среди сплошных зарослей терновника, пан ксендз облюбовал замечательное местечко. Ни у кого никогда не могло появиться желание пробираться сквозь терновые кусты, сплошь усаженные такими длинными и острыми колючками. Сам пан ксендз никогда бы сюда не пробрался, если б случайно не нашел старую тропинку, уже основательно заросшую вереском и шиповником. Тропинка, которой много лет никто не пользовался, привела пана ксендза на вершину холма, замыкавшего выгон. С другой стороны холма заросли терновника сливались с опушкой леса. В самой середине зарослей был маленький пятачок свободной земли. На нем-то пан ксендз и решил создать укрытие для своего сокровища. Более всего пану ксендзу нравилось то, что этот свободный от зарослей пятачок находился на самой макушке холма, видимой из окон его дома. Все-таки и приглядывать можно, и если что подозрительное… Но о такой возможности пан ксендз старался не думать. Ведь без воли всевышнего ни единого волоска не упадет даже с головы грешника. А пан ксендз не был грешником. Со всевышним он находился в приятельских отношениях и вполне мог рассчитывать на его поддержку.
Ночь была темна, но в меру, и очень прохладна. Работа спорилась. Через несколько часов основательная яма, из которой едва высовывалась макушка ксендза с круглой, как блюдечко, тонзурой, была готова. Прихожане никогда не поверили бы, что их обремененный преклонным возрастом и болезнями духовный наставник способен один выворотить такую кучу земли, хотя ведь прихожанам совсем не обязательно знать всю правду про своих пастырей. Достаточно и того, что пастыри знают всю подноготную своих пасомых.
На следующую ночь из ворот ксендзовского двора выехала тяжело нагруженная повозка. На это никто не обратил внимания. Такие же повозки выезжали из многих дворов. Фашистская армия была уже близко, и селяне торопились подальше запрятать нажитое многими годами труда имущество.