Повести и рассказы

И когда старуху увели, и от могилы Боброва отошли самые медленные и самые опечаленные товарищи, когда по узким и неровным тропинкам кладбища затерялись последние сутулящиеся по-кладбищенски фигуры, из-за светлых и жиденьких, по-весеннему легких и воздушных, березок вышли неторопливо, молча и сосредоточенно одиннадцать шахтеров, бригадников бригады Боброва. Один за другим, все одиннадцать сдвинулись потеснее к сиротливому, желтеющему суглинком холмику, выбрали каждый себе поудобнее место, сели, потянулись за папиросами, за трубками. Закурили.

И ширококостный забойщик Прохоров, не глядя ни на кого и тщательно раскуривая коротенькую трубку, скупо сказал:

— Да… Тово… Снарядили, значит, Алексей Палыча на вечный упокой… Отробил свой урок…

— Откайлил… — уронил кто-то. И коногон Афанасий, обжигаясь молодой грустью, добавил за всех:

— Жалко…

Прохоров примял черным, не боящимся огня, пальцем пепел в трубке, сплюнул, сморщил обиженно обветренные губы и, помолчав, сердито согласился:

— Как же не жалко! Надо понимать какой человек был!.. Настоящий!..

Тишина кругом стояла плотная, густая, прочная. Березки покачивались под ветром беззвучно и раздумчиво. Плыли в вышине обрывки белых облаков.

Вслушиваясь в эту тишину, все одиннадцать молча думали о чем-то.

Отягощенный тишиною, молчанием и думами, Прохоров вдруг вытянулся весь, откинул далеко от себя руку с крепко зажатой в кулаке трубкой и решительно, громче, чем следовало, крикнул:

— Да это чо на самом деле!.. Обидно ведь за Алексей Палыча… Золотой руки шахтер… Ребята, обсудить ведь надо… Ведь надо, ребята?!

Ребята, встрепенувшись, чуточку сдвинулись ближе друг к другу и понимающе взглянули на Прохорова.

— Ребята!.. — заговорил дальше Прохоров, на мгновенье осекся, покраснел и, обернувшись запылавшим лицом к холмику, гуда, где, скрытая под толстым слоем суглинка, покоилась голова бригадира, отчаянно, ломающимся голосом выкрикнул:

— Товарищи!.. производственное совещание бригады нашей… имени дорогого нашего Алексей Палыча Боброва… признаю открытым… Кто желающий высказать… значит, о положении в бригаде?..

4

У них не было никакого сговору, когда они все одиннадцать шли сюда, провожая до могилы своего бригадира. Они не собирались что-нибудь обсуждать здесь, возле свеже-засыпанной могилы Боброва. Они только приотстали от остальных, от толпы, попрощавшейся со стариком: приотстали, чтобы еще несколько минут побыть возле него. Привыкнув быть вместе с ним в забое, в настороженной полутишине шахты, на работе, они теперь осиротело потянулись еще мгновенье, еще короткий срок посидеть недалеко от него — словно не навсегда ушел он от них и может вернуться и сказать, по обыкновению своему, веское, важное и необходимое.

У них не было никакого сговору насчет этого совещания, но когда они услыхали предложение Прохорова, все они облегченно и обрадованно ухватились за него. Все они почувствовали какую-то бодрость и разрешающую от стывшей кругом кладбищенской, могильной умиротворенности жизнерадостность. И потому они еще теснее сдвинулись друг к другу.

— Верно! — бодро сказал кто-то из них. — Ты это, Прохоров, в самую точку!.. Откроем производственное совещание… И вроде совместно… с Алексей Павловичем…

Прохоров поднялся на ноги. Он вырос, и плечи его, широкие, немного сутулые плечи кондового забойщика, слегка выпрямились.

— Совместно… — взволнованно повторил он. — Как, стало-быть, при жизни неразрывно… так и теперь… Посовещаемся по повестке дня…

И спокойный, свежий, негромкий чей-то голос мягко, но настойчиво досказал:

— О расстановке сил в бригаде товарища Боброва…

Десять голов повернулись на этот знакомый голос. Десять пар глаз взглянули на привычного товарища. И вот тот поднялся на ноги. И, словно повинуясь какому-то зову его, привстали, приподнялись остальные.

— Прохоров умно и правильно поступил… Давайте обсудим нашу предбудущую работу. Один, как говорится, боец выбыл. Командир наш выбыл. Обязаны мы передвижку произвести. Замещающего назначить. Достойного… Чтобы в работе никакой заминки. И чтобы никакого снижения!

— Чтобы никакого снижения. Ни на полпроцента! — не выдержал Прохоров и поднял черный шершавый палец кверху. — Правильная твоя замечания, товарищ Сафьянов!

— Правильная без отказу! — не выдержал еще кто-то.

— Чтоб Алексей Палыча не стыдно было!.. — отчаянно краснея, пылко крикнул коногон Афанасий и смутился.

5

Березки под ветром покачивались беззвучно и раздумчиво. Заблудившаяся птичка вспорхнула над головами шахтеров, испуганно пискнула и трусливо взмыла ввысь. На кладбище было безлюдно. Только эти одиннадцать сидели в кружок и разговаривали. И было у них так: когда доходила очередь говорить кому-либо из них, он вставал, смущался привычным смущением, как бывает на любом собрании, поворачивал голову в сторону желтеющего холмика и взглядывал на рыхлые комья земли, на кучку увядающих цветов. И всем на мгновенье казалось, что кроме них, одиннадцати, на совещании присутствует двенадцатый, бригадир. И все порою ловили себя на ожидании, что вот-вот знакомый голос произнесет привычные слова: