Читаем Повести полностью

- И то жалоба моя не вся, - продолжала со слезами выкрикивать женка. - Прошлой осенью на Юрьев же день брела дочеришка моя по воду, и поимал ее княжой сын Петр Андреев, взял к себе в дом для потехи. И я прибежала к нему на двор, и люди его били меня смертным боем: палец на правой руке перешибли и вдовье платье на мне изодрали. И по сю пору возит княжой сын дочеришку мою за собой и ныне, приехав в Москву, хочет ехать под Серпухов к отцу своему, в большой полк, с нею ж.

- Добро! - сказал челобитный дьяк. - Видоки* по твоему делу есть ли какие?

_______________

* В и д о к - свидетель, очевидец события.

- Один видок у меня, - молвила женка, указывая на подростка, - он же, дай ему бог веку, и жалобу писал...

- Эй, женка! - крикнули за столом. - Когда на Руси повелось, чтоб ребята челобитному писанью учены были?

- Да он же в княжей домовой церкви поет и грамоте гораздо знает. А с дочеришкой моей у него от малых годов любовь да совет. А людишки наши никто жалобы писать не захотели, потому что княжой сын грозил убийством и московскою волокитою.

- Испытать его, - сказали дьяки, - верно ли молвит женка.

Боярские шапки над столом качнулись и сдвинулись; над склоненными шеями вздыбились высокие воротники.

- Дать ему сперва писать, а потом читать какие ни есть указы!

Отрок шагнул к столу, взял перо, бойко написал треть столбца, слушая речь дьяка.

- Ишь строчит! - сказал тощий рыжий боярин. - В приказе б ему сидеть. А ну, дайте ему прочесть указ!

Бегло, единым духом, прочел:

- "Указ царя и великого князя всея Русии Бориса Федоровича..."

- Буде! - оборвал челобитный дьяк. - Изрядно, бояре, учен. Лучше нас с вами...

Заспанная голова в теремном оконце затряслась от смеха.

- Це-сарь! Дай сахарку! - прокричал за дьячей спиной попугай.

Дьяк, оборотясь, посмотрел на кричавшую птицу. Взгляд скользнул по столу с лебяжьими перьями и букварем. Усмешка раздвинула заросшее космами лицо. Забавная мысль взбрела на ум.

Он раздельно четырежды хлопнул в ладоши.

4

Теремные слуги ввели в палату оробевшего отрока.

Синие глаза пробежали по стенному письму, по изразцовым печам, по шафам - полкам с дверцами.

- Ступайте! Не надобны! - сказал дьяк слугам и молвил: - Здорово!

- Здорово, дьяк! Прощай, дьяк! - закричали попугаи.

Отрок, попятившись, боязливо уставился на птиц.

- Диво тебе? - со смехом сказал дьяк. - Не страшись попугаев - они пригожие. Да ближе ступай. Пошто оробел, грамотей?

Холоп нерешительно двинулся к клетке.

- И чин у меня есть, - молвил дьяк, - а грамоте куда хуже твоего знаю. Просто сказать - ступить не умею, по псалтири едва бреду... - Взяв со стола букварь, он протянул его отроку. - Вот што надумал: обучи для потехи птиц грамоте.

Холоп, все еще робея, усмехнулся и, взглянув на клетку, бережно развернул букварь.

Азбука.

На полях - указ-правило. На одном листе голубок и подпись: "Не скоро поймаюсь", на другом - кулак и подписано: "Сильно бью".

- Што тут первое? - спросил дьяк.

- Первое тут большая полная государева титла.

- Сие разумно. А то все "цесарь" да "цесарь". Нешто наш государь немец? Ну, теперь читай!

Цепкие когти стиснули поперечные жерди клетки. Птицы разинули клювы и забили крыльями.

На свету, как тонкая цветная ткань, повисла лазоревая пыль.

- "Великий государь, царь и великий князь Борис Федорович, всея Руси самодержец!.."

- ...самодержец! - повторили попугаи.

Отрок внезапно прыснул со смеху.

Затрещина прозвенела под крестовыми сводами. Дьяк быстро вырвал у холопа букварь.

- Ну, ты, шпынь*! - просипел он. - Кнута не ведал?! - В страхе крикнул палатным слугам: - Сведите его иным ходом, да не шумко, штоб никто не приметил!..

_______________

* Ш п ы н ь - дерзкий балагур, буян.

Оставшись один, он долго озирался, вытирая пот.

5

Вытолканный из теремов холоп брел Ивановской улицей на Варварку, где с весны стояли домочадцы Телятевского.

В Китай-городе, за Гостиным двором, шел правеж* - выбивали из должников "напойные деньги"*. Царь Борис закрывал кабаки, но все же их было вдоволь. В Москве холопу было тоскливо. Заслышав крики, он пошел быстрей...

_______________

* П р а в е ж - от "править", "доправлять": взыскивать с кого-нибудь долги, недоимки; применялся в России в XVI и XVII веках и состоял в том, что неимущего должника выводили на площадь и били длинными палками по ногам до тех пор, пока он не соглашался заплатить долг; иногда "правеж" продолжался в течение целого месяца.

* Н а п о й н ы е д е н ь г и - кабацкий долг, сумма, на которую человек "напил", задолжал кабаку.

Вспомнил родной Черниговский край - пчелиные угодья в лесу, куда он, бывало, уходил с Грустинкой. Дупла и пни стояли, залитые медом. Пчелы гроздьями усеивали ветви. Пчел собирали звуками рожка...

Пройдя огородами на княжий двор, он пошел мимо служб и жилых строений.

Холопы седлали для молодого князя чалого Звёздку. Конь зевал, обнажив челюсти; через весь его лоб шла лысина. Грива и хвост были до половины черны.

У крыльца пересмеивались боярские девки и грызли хрупкий, зернистый сахар.

Венцы вроде теремков качались на них, унизанные туманной ряской. Они затормошили его, закричали все разом:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное