Повесть о Великом мире

Тем временем Синнин, прежний Вступивший на Путь из Сагами, из Фуондзи, храма Распространения милостей, также направился к склону Кэваидзака, но в сражениях, длившихся пять ночей и пять дней, погибли все его вассалы, осталось всего двадцать с лишним всадников.

Говорили, что со всех сторон проделаны проломы в стене для нападения, противник раз за разом прорывался внутрь, поэтому Вступивший на Путь из храма Распространения милостей вместе с оставшимися в живых молодыми вассалами изволил покончить с собой, но тут сообщили, что его сын Накатоки, губернатор провинции Этиго, бежал из Рокухара и в Бамба, провинции Оми, изволил сделать себе харакири. Вспомнив, как сын выглядел в самый последний раз, отец не в силах был сдержать своих переживаний и на столбе пагоды кровью написал стихотворение:

Подожди же немного —

Путешествуя

В горах Сидэнояма

По одной с тобою дороге,

О зыбком мире тебе расскажу.

Все проливали прочувствованные слёзы, говоря о том, к чему он был склонен издавна, о чём не забывал и в свой последний час, рассказывали о горе в душе, о том, что оставил после себя в Поднебесной восхищение собой, говорили о его изысканном мужестве.

10 О САМОУБИЙСТВЕ ОТЦА И СЫНА СИОДА

Здесь случилось удивительное. Тосиюки, помощник начальника Народного ведомства, сын Сиода Дою, Вступившего на Путь из Муцу, когда его родитель призвал совершить самоубийство, вспорол себе живот и упал перед его глазами.

При виде этого, перед скорым расставанием с бренным миром у Дою потемнело в глазах, зашлось сердце, и он не мог остановить потоки слёз. Он молился о конечном просветлении опередившего его сына. Видимо, Дою подумал и о том, чтобы помолиться и о собственном потустороннем блаженстве. Обратившись в сторону мёртвого тела сына, он развязал шнуры на сутре, которую издавна постоянно носил при себе, умиротворил душу тем, что громким голосом прочёл из неё важные места.

Свыше двухсот человек оставшихся в живых его вассалов, решив совершить самоубийство вместе со своим господином, выстроились в ряд, но господин послал их на три стороны и приказал:

— Поразите меня оборонительными стрелами за то время, пока я читаю эту сутру!

Среди них только Кано-но Горо Сигэмицу издавна пользовался ею милостями, поэтому Дою подозвал его к себе поближе и сказал:

— После того, как я разрежу себе живот, подожги этот дом, не дай врагам взять мою голову! — и остался один.

Но когда он уже собирался закончить чтение пятого свитка «Сутры Лотоса» «Дэвадатта»[803], Кано-но Горо выбежал перед воротами дома, посмотрел вокруг себя во все стороны и поторопил господина:

— Люди с оборонительными стрелами скоро начнут стрелять, враги приближаются. Скорее совершайте харакири!

Тогда Вступивший на Путь, сказав: «Ну, тогда…», взял сутру в левую руку, правой рукой обнажил меч, резанул себя по животу крест-накрест и лёг на одну подушку с сыном.

От тогдашнего завещания о многолетнем слркении Сигэмицу, о том, что он пользовался особой милостью Сиода Дою, никуда не денешься, поэтому он лишь подумал, что господин его тут же разрезал себе живот, сам так не поступил, но снял с двух своих господ, отца и сына, Доспехи, а также большие и малые мечи, младшим слугам разрешил взять себе домашние драгоценности, а сам спрятался в жилой комнате хранителя сокровищ храма Энгакудзи. Он подумал, что самого ценного из этих сокровищ человеку должно хватить на целую жизнь, и тем, наверное, навлёк на себя кару Неба. Услышав его, Вступивший на Путь Фунэда приблизился к Сигэмицу и, худого слова не говоря, в конце концов отрубил ему голову и выставил её на всеобщее обозрение на взморье Юи. «Так и должно быть» — решил он, и никто его не осудил.

11 О САМОУБИЙСТВЕ ВСТУПИВШЕГО НА ПУТЬ СИАКУ

Вступивший на Путь Сиаку Синсакон Сёэн позвал своего старшего сына Сабуро Саэмон Тадаёри и произнёс сквозь слёзы:

— Говорят, что нас лишили возможностей для нападения, что почти все наши сородичи изволили разрезать себе животы. Вступивший на Путь Дою тоже опередил в этом господина губернатора[804] и этим, как я думаю, дал знать о своей преданности. Однако ты ещё находишься на моём иждивении, поэтому и не испытываешь милостей властей. Пусть сейчас ты вместе со мной и не отрешишься от жизни, люди не посчитают тебя человеком, не ведающем обострённого чувства долга. Поэтому на некоторое время спрячься где-нибудь или стань монахом, бежавшим от мира, молись о моей потусторонней жизни и благополучно проживи сам.

У Сабуро Саэмона Тадаёри тоже полились слёзы из обоих глаз. Некоторое время он ничего не мог выговорить, а потом произнёс: