Растроганные его игрой, многие гости не выдержали и ушли со слезами на глазах, а другие почтительно спросили:
— Как ваше знаменитое имя?
— Ю Бо-я, — ответил он.
А они стали перешептываться, говоря друг другу:
— Мы слышали это имя, но не помним где.
После этого в Сунцзы все стали наперебой приглашать Ю Бо-я в гости.
Действительно, его слава прогремела по Поднебесной и дошла до императора.
— Что-то мне знакомо это имя, — сказал Ши Хуанди. — Но вспоминается смутно, как вчерашние винные пары.
— Государь, — ответил Ли Сы, — вы слышали его в детстве, когда изучали предания старины.
— А ну-ка, напомни, — сказал император.
— В древние времена, — начал Ли Сы, — жил великий музыкант, по имени Ю Бо-я. Но, как говорит пословица, музыку понимают редко-редко, и люди наслаждались звуком его циня бессмысленно, не вникая в их скрытое значение, а ведь музыка — дар неба и берет свои основы из законов гармонии Вселенной. Однажды Ю Бо-я встретил в лесу дровосека Чуй Цзы-ци. Ю Бо-я заиграл, и Чуй услышал музыку горных вершин и текучих вод. Черты природы отображают человека. Ручьи и реки — кровь гор, трава и деревья — их волосы, движение тумана, окутывающего вершины, — смена выражений на их челе. Поняв все это, дровосек один из всех людей уразумел, что Ю Бо-я поет о высоких чувствах и текущих вдаль помыслах человека.
— Занятная сказка, — сказал Ши Хуанди. — Приведите мне этого новоявленного Ю Бо-я.
Тотчас за ним послали, и, когда в свое время он достиг Саньяна и был введен во дворец, один из придворных при его появлении воскликнул:
— Да это же Гао Цзян-ли!
Советник Мын Цзя, брат полководца, бросился к императору, закрыл его своим телом и вскричал:
— Государь, это друг Цзин Кэ, который покушался на вашу жизнь, и он был с ним в тот день, когда это случилось. Его надо казнить!
— Ну, ну, — сказал Ши Хуанди, — это всегда успеется. Послушаем сперва, как он играет.
Стража с обнаженными мечами окружила Гао Цзян-ли. Он сел на пол, скрестил ноги и положил свой цинь на раздвинутые колени. Его руки взлетели, как золотые сказочные птицы, и опустились на струны. Гао заиграл.
Заплескались воды текущих по равнинам рек, заклокотали в горлах ущелий. Плотина преградила им путь, и волны бросились на препятствие. С грохотом бьются о камни, ревут жалуясь. Но не преодолеть им создание человека. Вода растеклась по каналам, журчит и ласково лепечет. В светлом зеркале отражается небо и бегущие по нему облака. Девушки поют, сажая в затопленные поля нежные ростки риса.
— Все понял, — сказал Ши Хуанди. — Не глупее я дровосека. Это песня о моей великой плотине. Сыграй мне еще!
Зацокали конские копыта по обнаженным скалам. Все ближе несется дикая орда кочевников. Нестройными криками подгоняют коней всадники в звериных шкурах. Рушится грозная лавина на Поднебесную. Но уже перебивает их звон гонгов и воинственный гром барабанов. Спешит навстречу войско. Все смешалось в звоне мечей, и отбит набег. Все громче звучит победная песня Кай гэ. Далеко-далеко замирает в горах бег одинокого коня…
— Это мой Мын Тянь разбил варваров тун и ди. Это песнь о моей Великой стене. Нелегко играть на цине воинственную музыку. Мне понравилось. А тебе понравилось, Мын Цзя? Ли Сы, жаль убивать такого музыканта! Но осторожность никогда не мешает. Пусть остается в живых, но надо выколоть ему глаза, чтобы он не мог последовать примеру Цзин Кэ. Хорошо, очень хорошо сыграно.
Велика милость императора! Чуешь ее, Гао Цзян-ли? Государь приблизил тебя к себе и восхищается твоей игрой. Ты услаждаешь досуги властителя Поднебесной. Чувствуешь, Гао Цзян-ли, свое великое счастье, ощупывая протянутыми руками свой путь и подставляя ладонь под жаркие лучи солнца, которое тебе никогда уже не увидеть? О, Гао Цзян-ли, чем выразишь ты безмерную свою благодарность? Эй, Гао Цзян-ли, поспеши, ускорь неверные шаги! Император зовет тебя сыграть веселую песню.
Гао Цзян-ли наложил полный цинь свинца, подошел к Ши Хуанди и хотел его ударить цинем, но промахнулся,
— Ага! — воскликнул император. — Я поступил предусмотрительно, ослепив его. Но больше не хочу рисковать. — И приказал казнить музыканта.
СОЖЖЕНИЕ КНИГ
В сыпучих песках Булана кони увязали, и высокие колеса повозок со скрипом терлись о песчинки и не хотели вертеться. И так как всякое движение здесь поневоле замедлялось до крайности, Чжэн Лян выбрал это место, чтобы осуществить свою месть.