— Вот что, пацаны. Вы тут последите, ладно? Если заметите, собираются мастеровые, — живо ко мне! — Он достал из кармана медный пятак с двуглавым царским орлом и показал нам. — Кто первый увидит, тому дам эту штуку, поняли?
— Поняли, господин Загре… то есть господин городовой.
— Молодцы. Сидите и делайте вид, будто играете, а сами смотрите в оба.
Сыщик и городовой, пригнувшись, полезли в кусты. Среди ветвей промелькнула длинная черная спина сыщика, за ней красный складчатый затылок городового. Васька поспешно надел картуз.
— Побудьте тут, я скоро приду.
— А ты куда?
— На кудыкину улицу.
Ребята заволновались:
— Доскажи сказку, Вась.
— Некогда.
— Можно с тобой?
— Сиди здесь. — И Васька скрылся за кустами.
Легко сказать — сиди, а как же сказка? Чем она окончилась: нашел Бедняк царя или нет?.. Перебил сказку усатый! Я решил убежать от ребят. Уж мне-то Васька доскажет сказку. Я сделал вид, будто погнался за бабочкой, а сам полез сквозь колючие ветки.
Бежать пришлось недолго, Васька возвращался озабоченный. Оказывается, отец велел ему зачем-то нарвать красных полевых маков и побыстрее отнести на завод.
— Зачем цветы?
— Не знаю. Может, праздник или свадьба.
— А разве бывают на заводе свадьбы?
— Наверно, бывают.
По ту сторону речки степь была усеяна красными полевыми маками. Мигом мы нарвали их столько, что трудно было удержать в охапке.
Дома Анисим Иванович завернул цветы в мокрую тряпицу, положил их в кошелку и велел отнести на «Шанхай», к отцу Алеши Пупка.
Я удивился: к какому отцу, если отец Алеши помер год назад?
3
До смерти не любил я, когда старшие поручали Ваське какое-нибудь дело. Он становился строгим — не улыбнется, не забалуется. Я понял: со сказкой ничего не получится. «Некогда, — скажет Васька, — нужно дело делать!»
Васька взял у отца кошелку и подмигнул мне:
— Идем.
Я притворно зевнул и сказал лениво:
— Ну тебя, зачем я пойду?
— Идем, я ведь ходил с тобой в лавку.
— Сказку доскажешь — пойду!
Васька засмеялся:
— Я ее сам не знаю, чудак-человек.
— Как не знаешь?
— Очень просто. Такой сказки нету вовсе. Я ее из своей головы выдумал.
«Хитрит, — решил я, — разве можно сказку выдумать?» Некоторое время мы молча шли рядом. Впереди, свесив розовый язык, бежал Полкан.
Солнце уже поднялось высоко и жгло нещадно. Босыми пятками было горячо ступать по раскаленной земле. На дороге лежала пыль, рыхлая, как мука.
Мимо нас проехал к заводу отряд жандармов. Поднялась такая туча пыли, что мы долго шли вслепую, прикрыв ладонями глаза.
— Вась, а правда, интересно, что было дальше в той сказке? Наверное, кто-нибудь знает, — сказал я, сплевывая пыль, набившуюся в рот.
Васька молча шагал рядом, защитившись от пыли воротом ситцевой рубахи.
— Я бы такому человеку, который знает сказку, все свои стекляшки отдал бы и еще в придачу…
— Некогда сейчас, — сказал Васька, — надо дело сделать. Ты как маленький, тебе бы только сказки.
Сказки. А как узнать про Бедняка? Отплатил он царю Далдону или нет? Я бы тоже заступился за Бедняка с гуслями.
В раздумье я не заметил, как миновали трехрублевые балаганы, и вот перед нами вырос задымленный террикон заводской шахты.
Поселок «Шанхай» примостился у подножия террикона, как цыганский табор под горой.
Здесь было все черно от заводской копоти. Нигде ни деревца, ни травинки, только пыль и камень. Саманные лачуги покрыты ржавыми листами железа и обломками прогнивших досок. Всюду торчали отхожие места вперемежку с летними кухнями, валялись на дороге дохлые собаки и кошки.
В «Шанхае» в большинстве жили китайцы — рабочие завода. Там же находилась хибарка Алеши Пупка.
Он будто знал, что мы придем, и стоял у порога.
— Заходите, давно вас ждем, — сказал он тонким голоском, и его бледное лицо озарилось улыбкой. Мне нравились глаза Алеши — большие и печальные, как у святого.
Мы вошли в полутемную землянку. На кровати, заваленной ворохом тряпья, сидел человек и что-то стругал.
— Па, пришли с маками, — сказал Алеша.
— Добре, — весело отозвался человек, вставая, и я, к своему удивлению, узнал в нем рабочего-китайца, который караулил нас с отцом, когда я мылся в заводской кочегарке.
«Значит, этот китаец — второй отец Алеши Пупка», — решил я.
— Здравствуй, товарищ, — сказал он, подавая руку Ваське, и по тому, как он крепко и долго тряс Васькину руку, я понял: он добрый человек.
— Что ты стругаешь? — спросил я.
Алешкин отец посмотрел на палку, которую выстругал, и сам спросил у меня:
— Красный флаг видал когда-нибудь?
— Видал.
— А почему он красный, знаешь?
— Нет.
— Потому что на нем наша рабочая кровь! И надо эту кровь поднять высоко над землей, чтобы все видели, как горит рабочая кровь!.. Понял или нет?
— Да.
— Молодец, пролетарий! — сказал он и обратился к Алеше: — Собирайся, скоро гудок будет.
Алеша подхватил кошелку, и мы вышли.
— Как твоего отца звать? — спросил я.
— Ван Ли, а рабочие зовут Ваней. Он хороший, меня жалеет.
— Кому ты цветы несешь? — спросил я.
— То не мое дело. Велено отнести, я и несу.
Алеша произнес эти слова хмуро, будто был недоволен моим вопросом.
— Сегодня же Первый май! — сказал он.
— Какой Первый май?