Повесть о Роскошной и Манящей Равнине

– Не торопись, возлюбленный! – сказала она. – Ибо повесть подвигается к своему окончанию. Я хочу, чтобы ты внимательно слушал меня, иначе, быть может, сочтешь мой поступок недостойным прощения. Дней через двадцать после этого сна я отдыхала от службы хозяйке, и чтобы отвлечься отправилась к источнику возле дуба, однако, скорее всего, это она вложила в мою голову мысль пойти туда, чтобы я встретила тебя, и дала ей тем самым основания для упреков. Так сидела я, не радуясь ничему, с тоскою в сердце, потому что Сын Короля недавно был более чем настойчив в том, чтобы я отдала ему свое тело, в противном случае угрожал обречь меня самым худшим мучениям и позору. Признаюсь, отвага отказывала мне и я уже была почти готова согласиться на его притязания, чтобы тем самым избежать худшего. Но здесь скажу тебе кое-что, и – молю – прими это близко к сердцу. Более всего побуждало меня противиться этому трусу сознание того, что мудрость моя была – и ныне является – мудростью девицы, а не женщины и что я могу утратить всю свою мощь вместе с девственностью. Злой ты можешь назвать меня, но мне было так тяжко, что я готова была расстаться со всем этим, чтобы только отвести от себя гнев Госпожи.

Но тут, обдумывая все это, я увидела приближающегося мужчину, и поскольку в окрестности нет никого, кроме Сына Короля, полагала, что это он, пока не заметила золотые волосы незнакомца и серые очи. А потом услыхала голос его, добротой пронзивший мое сердце, и поняла, что это мой собственный друг явился ко мне; и слезы эти – дань сладостной отраде того часа.

Молвил тут Вальтер:

– И я тоже явился к своей подруге. Но я понял, что ты запрещаешь мне, и поступлю по твоему приказу, пока не окажемся мы вдали от этой пустыни и от всего злого. Но неужели ты запретишь мне всякую ласку?

Рассмеявшись посреди слез, она молвила:

– О нет, бедный мальчик, только будь благоразумным.

А потом склонилась к нему, обхватила лицо ладонями и поцеловала так, что глаза его от любви и жалости к ней наполнились слезами.

После Дева сказала:

– Увы, друг мой! Возможно, ты еще посчитаешь меня виновной и лишишь всей своей любви, когда узнаешь обо всем содеянном мной ради себя и тебя. О если бы для виновной женщины нашлось иное наказание кроме разлуки!

– Ничего не страшись, милая, – сказал Вальтер, – ибо воистину кажется мне, будто я уже знаю, что ты натворила.

Вздохнув, она продолжила:

– Скажу тебе дальше, что запрещала тебе до этого самого дня целовать и ласкать себя, ибо видела, что хозяйка сразу ощутила бы, если мужчина просто прикоснулся с любовью к моему мизинцу. Чтобы испытать меня в этом в утро перед охотой, она целовала и обнимала меня, пока я едва не скончалась; с той же целью открывала она перед тобой мое плечо и члены – чтобы проверить, не заблестят ли твои глаза, не раскраснеются ли щеки, ибо она уже бурлила от ревности. Далее, друг мой, пока беседовали мы с тобой у источника возле скалы, я все думала, как бежать нам из этого лживого края. Быть может, ты спросишь: почему же ты не взяла меня тогда за руку и не бежали мы оттуда, как случилось сегодня? Истинно скажу тебе, друг, что, останься она в живых, мы не добрались бы до этого места. Ибо пущенные ею ищейки пошли бы по нашим следам, схватили и вернули навстречу горькой участи. Посему скажу тебе, что с самого начала замышляла я смерть этих двоих: Гнома и Госпожи. Иначе и ты не остался бы в живых, и я не спаслась бы от жизни, похожей на смерть. Что же касается труса, угрожавшего рабыне муками, скажу, мне было безразлично, жив он будет или мертв, ибо я знала, что твой доблестный меч и крепкие руки быстро утихомирят его. Сперва я поняла, что придется для вида покориться Сыну Короля – и сделала это, как тебе известно. Но я не назначала ему ночи и времени, когда он сможет увлечь меня в постель, пока не встретила тебя возвращающимся к Золотому Дому, прежде чем отправиться за Львиное шкурой. И до того времени я не знала, что делать, как только молить тебя в боли и муке подчиниться желанию жестокой женщины. Но когда мы разговаривали у ручья, я увидела Злобную Тварь, чью голову ты раскроил ныне, и тут, охваченная болезненным ужасом, который карла всегда внушал мне, когда бы я ни вспоминала о нем и еще более когда видела (ах, наконец мертв он!), ум мой вдруг осенило, и я поняла, как погубить врага. И посему я отправила Гнома вестником к Госпоже, пригласив тебя на свое ложе так, чтобы он слышал об этом. И знай – уродец поспешил к ней со своей вестью. Тем временем я поторопилась солгать Сыну Короля и украдкой пригласила его к себе, а не тебя. После же, выжидая и наблюдая, использовав единственный шанс, я встретила тебя, возвращавшегося без шкуры никогда не существовавшего льва, и успела предупредить, иначе мы бы наверняка погибли.

Спросил Вальтер:

– Кто же тогда сотворил этого льва – ты или она?

Ответила Дева:

– Она. Зачем мне было напускать на тебя подобного зверя?

– Хорошо, – молвил Вальтер, – но почему же тогда она лишилась сознания от перенесенного страха?

Улыбнувшись, Дева сказала: