Повесть о Роскошной и Манящей Равнине

Вальтер поглядел на Деву, и горло его перехватило от одной мысли о расставании с ней. Он все глядел на Деву, и горестное лицо ее растопило его сердце. Тогда, бросив меч, он взял ее за плечи, и поцеловал в лицо, и прижал к себе, ощущая сладость ее груди. А потом поднял, словно ребенка, усадил на зеленую траву, спустился к воде и, зачерпнув шапкой, принес ей попить, умыл ей лицо и руки, так что краска вновь вернулась на лицо и губы Девы. Наконец она улыбнулась и, поцеловав его руку, промолвила:

– Вот теперь ты стал добрым ко мне.

– Да, – ответил он, – и если ты убивала, то и я тоже; и если ты лгала, то и я лгал; и если ты позволяла себе вольности – надеюсь, что нет, – то я-то уж точно виновен в этом. Посему же прости меня и теперь, когда дух твой вернулся в тело, поведай мне свою повесть со всею дружбой, и с доброй любовью буду я внимать ей.

Тут Вальтер стал перед нею на колени и поцеловал ее ноги. Но Дева ответила:

– Да-да, как ты хочешь, так будет. Но сперва скажи мне, похоронил ли ты эту жуть, зарыл ли в землю мерзкого карлу?

Вальтер понял, что страх настолько овладел Девой, что она более ничего помнит. Но сказал так:

– Милый друг, я еще не сделал этого, но раз ты считаешь это необходимым, немедленно зарою уродца.

– Да, – согласилась она, – но сперва отруби карле голову и положи ему на ягодицы, когда опустишь убитого в землю, иначе может случиться злое. Поверь, похороны – не моя прихоть.

– Не сомневаюсь, – ответил Вальтер, – злобу, вмещавшуюся в столь крохотное тельце, трудно убить.

И, подняв меч, повернулся, чтобы подойти к трупу.

Молвила Дева:

– Придется мне идти с тобой; ужас настолько наполнил мою душу, что я опасаюсь и подобной разлуки.

Так, вместе подошли они к сраженному карле, Дева не посмела поглядеть на уродца, однако же Вальтер заметил, что тот препоясан большим, непристойного вида саксом[8], а посему вынул клинок из ножен и собственным оружием убитого отсек уродливую башку. А потом они принялись вместе копать – Дева мечом Вальтера, тот – уродливым саксом, пока наконец не вырыли достаточно широкую и глубокую могилу, куда и скинули Злобную Тварь, вместе с оружием и всем прочим, и забросали землей.

Глава XXIII. О мирном завершении того бурного дня

После же Вальтер снова отвел Деву вниз и сказал ей:

– А теперь, милая, поведай мне то, что хотела.

– Нет, друг мой, – возразила она, – только не здесь, ибо место это осквернено моим страхом, ужасом перед злым уродцем, порочную сущность которого нельзя описать никакими словами. Пойдем же теперь дальше, и ты увидишь, что я снова возвращусь к жизни.

– Но ведь стрела Гнома ранила тебя.

Засмеявшись, она ответила:

– Не раз приводилось мне получать более тяжкие раны, и нечего было сказать о них. Но раз тебя удручает эта царапина, придется немедленно заняться ею.

Тут она принялась искать и скоро обнаружила возле ручья некие травы; потом, сказав над ними несколько слов, велела Вальтеру приложить их к ране, действительно оказавшейся из небольших. Так он и поступил, обвязав ее руку лоскутом, оторванным от собственной рубашки. Она уже собралась в путь, но он сказал:

– Ты совсем боса, и может случиться, что сбитые ноги помешают нашему путешествию. Я могу сделать тебе нечто вроде башмаков из запасной одежды.

Ответила Дева:

– Я прекрасно могу идти и босой, но заклинаю тебя, чтобы мы не задерживались здесь, но отошли хотя бы на милю.

И она поглядела на Вальтера самым жалобным образом, чтобы он не возразил.

Так они перебрались через ручей и пошли дальше; день же за всеми событиями успел добраться до середины утра. Однако, одолев милю, они уселись на горке в тени высокого тернового куста лицом к горам. Тут сказал Вальтер:

– А давай я скрою тебе башмаки из своего кожаного камзола, пригодного для подобного дела; ты же тем временем поведаешь мне свою повесть.

– Спасибо за доброту, – сказала она, – однако прояви еще бóльшую: подождем с моей повестью до завтрашних дневных трудов. Лучше нам не задерживаться здесь, ибо, хотя ты сразил Короля Гномов, в некоторых уголках леса родичи его кишат, словно кролики в садке. Истинно будет сказать, что разумением своим они едва превосходят самых грубых зверей, и если не направить их, словно псов, по нашему следу, не догадаются, где искать нас, однако несчастный случай может навести их на наш след. И еще, о друг мой, – сказала она, краснея, – прошу у тебя крохотную отсрочку, потому что хотя не боюсь теперь твоего гнева – ведь ты был со мной добр, – но в том, что я намереваюсь открыть есть нечто постыдное. Посему, поскольку большая часть дня еще впереди, давай используем ее наилучшим образом… и когда ты сделаешь мне башмаки, пойдем быстрее вперед.

Ласково поцеловав Деву, Вальтер согласился на ее просьбу. Он уже взялся за кожу, и скоро башмаки были готовы. Привязав их к ногам, Дева распрямилась с улыбкой и сказала: