Повесть о Роскошной и Манящей Равнине

– Нет, – ответил Вальтер, – этого будет довольно. – И начал есть хлеб, оказавшийся сладким для его рта. Понуждаемый голодом, он поел, а потом спросил у карлы: – Но кого называешь ты Несчастной и Тварью? И кто есть твоя Госпожа?

Тут создание это испустило как бы яростный и бессловесный вопль, а потом послышались и слова:

– У нее лицо красное и белое, как у тебя; и руки белые, как у тебя, но даже белее, ибо я видел ее… да, видел ее, ах да, да и да…

После слова его превратились в какую-то тарабарщину, Гном катался по траве и молотил по ней, а потом успокоился, сел смирно и вновь зашелся в жутком припадке смеха:

– Но если ты, дурак, решишь, что она прекрасна, когда попадешь в ее руки, тогда по том пожалеешь. О ее насмешки и колкости, о, ее слезы и вскрики… и нож! Ты еще спросил о моей Госпоже… Какова она? О чужеземец, есть ли здесь еще одна Госпожа? И что мне поведать тебе о ней? Похоже, что она сотворила меня, как и Медвежий народ. Но Несчастную Тварь она не создавала и жестоко ненавидит ее, как и сам я. И однажды…

Тут речь его сделалась нечленораздельной, карла долго вопил, а потом задыхаясь, сказал:

– Я и так рассказал тебе слишком много, как бы не проведала Госпожа. А теперь я уйду.

Он извлек из сумки еще две буханки, и бросил их Вальтеру, а сам направился своим путем: то выступая – как видение, посетившее Вальтера на причалах Лангтона, – а иногда подпрыгивая и катясь, словно брошенный мальчишкой мяч или же шустря вперед на всех четверых как какой-то злобный зверек, не забывая по временам издавать тот резкий и яростный вопль.

Потрясенный ужасом и отвращением, Вальтер некоторое время оставался на месте, пока неожиданный собеседник не удалился, не смея шевельнуться от страха перед неведомо чем. А потом, набравшись отваги, он проверил свое оружие и уложил хлеб в ранец. И направился дальше – удивляясь, ужасаясь, не ведая, на кого наткнется теперь. Истинно казалось ему, что лучше умереть, если все здешние жители окажутся подобными этому; ну а раз так придется убивать, а потом и самому быть убиту.

Глава X. Вальтер натыкается на другое создание в незнакомой земле

Однако, шагая по земле, прекрасной и сладостной, озаренной ярким солнцем, он, сытый и отдохнувший, растерял по дороге все страхи и шел вперед с радостью… Так что в тот день с Вальтером ничего не случилось, а когда наступила ночь, молодой человек провел ее под раскидистым дубом, положив возле себя обнаженный клинок; уснул он немедленно и не просыпался, пока солнце не поднялось высоко.

Тогда он поднялся и вновь продолжил путь, и край вокруг отнюдь не сделался хуже со вчерашнего дня. Напротив, он даже похорошел, если такое возможно. На лугах появилось больше цветов, дубы и каштаны сделались более высокими. Он видел самых разных оленей и легко мог бы добыть себе мяса, однако не стал возиться, ибо теперь у него был хлеб, а еще – потому что побаивался разводить здесь огонь. Тем не менее он не сомневался в том, что получит некоторое развлечение и, быть может, не претерпит зла, потому что даже страшный карлик был с ним на свой лад любезен и не навредил, а, наоборот, помог. Однако же он несколько опасался той Несчастной Твари, о которой упоминал Гном.

Пройдя некоторый путь, когда летнее утро сделалось совершенно светлым, он увидел впереди невдалеке серую скалу, окруженную кольцом дубов, и направился прямо к ней, потому что еще не видел камней на этой равнине. Приблизившись, Вальтер заметил фонтан, бивший из-под основания глыбы; вода убегала от нее, превращаясь в прозрачный ручеек. А потом разглядел он скалу, фонтан и чистый ручей, и… о! возле струи в тени камня обнаружилось дитя Адама. Приблизившись еще более, он увидел женщину в зеленых, словно окружающая лужайка, одеждах. Она играла с бьющей струей и до плеча закатала рукава, чтобы, не замочив платья, погружать в воду руки. Возле ручья на траве лежали ботинки из черной кожи, а ступни и голени ее просвечивали сквозь воду.

Должно быть, посреди шума и плеска воды она не расслышала его шагов и обратила к Вальтеру свое лицо, лишь когда он оказался рядом. Увидев ее, Вальтер понял, что перед ним Дева из трижды виденного представления. Заметив его, она покраснела, торопливо укрыла ноги подолом, спустила рукава, но более не шевельнулась. Сам же Вальтер замер на месте, стремясь заговорить с ней, но не мог произнести и слова, а сердце его отчаянно колотилось.

Но Дева наконец произнесла чистым и ласковым голосом, в котором не было и нотки тревоги:

– Ты здесь чужеземец, не так ли? Ибо прежде я не видела тебя.

– Да, – ответил он, – я здесь чужак, будешь ли ты добра со мной?

Она сказала:

– А почему нет? Я сперва испугалась, потому что приняла тебя за Сына Короля, ибо до твоего появления в сих землях не было среди нас другого настоящего мужчины.

Вальтер спросил:

– А не ждала ли ты моего появления?

– О, нет, – отвечала она, – откуда я могла узнать о тебе?

Молвил Вальтер:

– Это неведомо мне, но тот, другой, ждал меня и знал обо мне, он же принес хлеб, чтобы я поел.