Повесть о Предславе

Пропело в воздухе короткое метательное копьё. Матея бросился к Конраду и прикрыл его собой. Сулица вошла ему в грудь и, насквозь пробив защищённое одним чуганем тело, торчала остриём из спины. Горец медленно осел и, подхваченный молодым князем, прошептал:

– Ты оберегись. А я… кончаюсь я… Матери своей скажи… Пал Матея Хорват… медник… смерть в бою принял… знала она меня… Нет, не надоть!.. Ничего ей не говори… Не говори!

Гридни князя подхватили горца на руки. Кто-то осторожно вытащил из груди раненого сулицу. Лицо Матеи исказила гримаса боли. Через мгновение по челу и щекам его растеклась мертвенная бледность, он бессильно поник головой.

– Всё. Помер, – пробормотал один из гридней.

Тело Матеи увезут односельчане и похоронят в Крконошах. Безутешная вдова и две дочери станут проливать о нём горькие слёзы. Предслава же никогда не узнает, что это он, Матея Хорват, спасая от неминуемой гибели, прикрыл собой в час жаркой схватки её сына Конрада. Её и своего сына.

…Немцы не выдержали нового удара чешских ратей и стали торопливо отходить к лесу. Володарь, поняв, что всё потеряно, впал в отчаяние. Было одно страшное и долгое мгновение, когда он уяснил себе, что всё, нет у него теперь пути ни вперёд, ни назад, что пропала, исчезла, растаяла на глазах его золотая мечта о герцогской короне! Мечта, которая казалась такой близкой!

Жить дальше не имело смысла. Володарь бросился на копья чешских ополченцев, получил сильный удар в бок, затем в шею и рухнул, обливаясь кровью, посреди зелёного, пахнущего травами луга.

Больше он ничего не помнил, а когда очнулся, то увидел над собой пронзительные серо-голубые глаза Предславы.

– Пить, – попросил он, но, сделав глоток из поданной женской дланью фляги, скорчился от жгучей боли.

– Княжна… Княгиня Предслава, – прохрипел Володарь, бессильно уронив голову. – Ты пришла… Хотел тебя… видеть… Умираю… Нет мне жизни… Хочу покаяться. Я виновен… Много смертей на моей совести… Твоего отца… в Берестовом тогда… зарубил я. Отсёк голову… Нет прощенья мне… Но ты прости… Если сможешь.

Он заметил, как в серо-голубых глазах Предславы вспыхнул ужас, но тотчас же и погас.

– Я прощаю тебя, Володарь! – прозвенел над его ухом строгий тонкий женский голос. – И буду молить Господа, чтоб простил грехи твои страшные. Покойся с миром.

…Володарь умер вечером, на закате дня, когда прощальный луч ещё пронизывал ярким светом зелёную листву дерев. Похоронили убийцу и переветника под сенью могучего векового дуба. Предслава велела поставить на его могиле простой деревянный крест и долго молча смотрела на последний приют своего недруга. Опять вспоминалось прошлое, становилось на душе горько, печально, страшно. Вот был человек – смелый, наделённый умом и силой, но встал он на путь предательств, измен, убийств! И чего достиг?! Чем окончил жизнь свою?! И обретёт ли душа его смятенная покой на небесах?!

Предслава вздохнула.

Сзади подошёл Конрад, обнял её, шепнул:

– Не печалуйся, мать. Наша перемога. Из Билина гонец прискакал. Там тоже немцев побили. Герцог саксонский Эккехард ранен и едва ноги унёс.

Вдовая королева ответила ему лёгкой мимолётной улыбкой.

.

Глава 76

Жёлтая листва кружилась в прозрачном воздухе над каменными строениями Пражского Града. Утихли, ушли страсти грозового военного лета. Жизнь возвращалась в мирную колею, страна залечивала нанесённые лихолетьем раны. Игрались свадьбы, запряжённые цугом крытые возки весело носились по вымощенным досками улицам, отовсюду неслись музыка и смех.

В костёле Святого Йиржи молодой князь Конрад обвенчался с дочерью покойного польского короля Болеслава. На свадьбе шумно гулял весь двор. Чехи, моравы, ляхи, угры упивались горьким пивом, сливовицей и крепким, настоянным на травах мёдом, от которого с непривычки кружились буйные головушки.

Предславе казалось, что вся Прага в эти дни превратилась в сплошной вавилон безумств и неудержимых оргий. Меры славяне, как всегда, не знали ни в чём – ни в пьянстве, ни в веселье, ни в пустой похвальбе.

Впрочем, чувства вдовой королевой овладевали совсем иные. Нет, она вроде и рада была за сына, его успех становился и её успехом, но вместе с тем свадьба Конрада имела для неё налёт некой грусти. Сын, которого она привыкла считать неразумным ребёнком, которого приходилось постоянно наставлять, превратился вдруг в стройного молодого мужа и уже не нуждался, как ранее, в строгой материнской опеке. Хотя совета, конечно, испросит он у матери ещё не единожды. Вообще, праздник во дворце был для вдовой королевы чужим, ибо то было буйное веселье молодости, праздник людей, радующихся жизни, которая вся у них ещё была впереди.

«А я ведь не испытала такого. И день свадьбы провела я в вавельской темнице. Выходит, Конрад более счастлив», – размышляла она.