Повесть о Предславе

– Куда ты нас ведёшь?! – раздражённо рявкнул на Володаря фон Эннинген.

– К крепости Домажлице, там основные силы чехов, – коротко бросил ему на ходу Володарь.

– Смотри у меня! – Эннинген поднёс к глазам Володаря увесистый, обтянутый железом кулак. – И помни: мой меч всегда при мне! Один удар, и ты умрёшь, сдохнешь, как собака, рус!

Володарь в ответ лишь равнодушно передёрнул плечами.

Силы совсем покинули немецкое воинство, когда оно наконец вырвалось из леса и подступило к Домажлице. Золотистый лев в короне на красном фоне колыхался в воздухе над крепостной башней. Шлемы чешских ратников, собравшихся на забороле, ослепительно сверкали на солнце.

Сумятица в немецких рядах никак не утихала, кнехты толкали впереди идущих, а те, боясь быть затоптанными, не сбавляли хода и, изнемогая от жары, шли и шли к крепости скорым шагом.

Бой начался довольно неожиданно. Угорские конники Айтоня выскочили из лесу и ударили по немцам с обоих крыльев, вмиг отрезав пехоту от рыцарей. В ход пошли арканы и короткие сулицы. Эннинген, изрыгая ругательства, повернул коня и бросился сквозь толпу своих и чужих на выручку кнехтам. Володарь видел, как тугая петля ловко брошенного кем-то из угров аркана обвила его шею. С хрипом, утонувшим в грохоте оружия и ржании лошадей, граф исчез под копытами.

В горячке боя, яростно отбиваясь саблей от наседавших врагов, Володарь не сразу заметил, что из ворот крепости вышел новый чешский отряд. Дружными ударами копий чехи опрокинули передних рыцарей и погнали их вниз в лощину. Володарь, взметнув вверх клинок, подгоняя боднями коня, помчался им наперерез. Немцы Восточной Марки бросились за ним следом. Противники сшиблись, пролилась кровь, на склоне холма перед крепостью закипела отчаянная рубка.

…Конрад выступил на подмогу Бржетиславу, как только сведал о нападении немцев. Даже с матерью и невестой он не успел попрощаться, лишь передал через дворского, что случилось. Сутки он нёсся, не жалея коней, по речным долинам и горным кручам. Из Праги вместе с отрядами Айтоневых угров и моравским ополчением молодой князь поспешил на юго-запад, к пограничному Чешскому Лесу. По пути к войску присоединялись местные жители – горцы – чёрные хорваты и дулебы, оборуженные топорами на длинных киях и волосяными арканами. Горцы не отставали от конницы и бежали рядом, держась за лошадей.

Возле Конрада оказался какой-то седоусый горец средних лет. Он восседал верхом на низкорослом коньке и сжимал в деснице топор. За плечами его колыхался на ветру плащ-чугань, ноги облегали широкие синие шаровары. Небольшой округлый щит, украшенный медными заклёпками, висел на локте левой руки. Бок о бок они въехали в ворота Домажлице.

В городке-крепости не чуялось и намёка на обычную предвоенную суматоху. Здесь жили со своими семьями суровые воины, для которых нападение врага было не в диковинку. Местный воевода заблаговременно выслал в лес и в горы лазутчиков, нарядил на крепостных башнях и на забороле дозор и потому заранее проведал о подходе германской рати.

Ночь Конрад провёл в тревожном ожидании возле походного костра. Молодому моравскому князю не спалось. Завтра ждёт его первый в жизни жестокий бой. Юноша вздрагивал и вскакивал с места при всяком постороннем звуке.

Горец успокаивал его:

– То сова ухает… А то ратники на стене в било медное бьют… А это собака на луну завыла. Верно, кровь чует.

Странный был этот горец, не отходил он от Конрада, жарил на огне подстреленную утку, был разговорчив, а смотрел на князя так, будто изучал, что же представляет собой молодой королевский отпрыск.

– Как твоё имя? Откуда будешь? – осведомился Конрад у горца.

– Матея. Староста с Крконош. Привёл к тебе добрых людей. Грудью готовы от немцев землю боронить.

Под утро Конрад задремал. Матея разбудил его, тряхнув за плечо. Молвил коротко, сведя лохматые брови:

– Немцы!

…Внизу, под стеной, уже закипала битва. Вершники Айтоня отчаянно рубились с рыцарской конницей фон Эннингена.

– Давай рванём на них! Не ждут! – крикнул Матея Конраду в ухо.

Улучив удобное мгновение, они вылетели из крепости во главе отряда копьеносцев.

Матея не отпускал Конрада от себя, скакал с ним рядом на своём низкорослом коньке, размахивал топором, со звоном опуская его на железные немецкие головы.

Хоть и готовил загодя себя Конрад к сражению, и старался представить себе, как врежется он во вражеские ряды, а страшно стало, когда врубились они в самую гущу сражающихся. В ход пошли мечи и сабли. Какого-то рыцаря Конрад сильным ударом поверг наземь, затем отмахнулся от другого, поднял коня на дыбы, перескочил через корчившегося под копытами кнехта.

На него набросились сразу трое комонных, перед глазами сверкнуло холодное остриё булата, безжалостно полетело в грудь, вклиниваясь в кольчугу. Но внезапно немец прянул в сторону. Матея топором проломил ему череп. С предсмертным криком рыцарь покачнулся в седле и повалился на бок, вниз, в кровавое месиво людских и конских тел и покорёженного железа. Второго немца Конрад сразил саблей, третий отъехал прочь, круто завернув скакуна.