Повесть о последнем кранки

— Ты помнишь — Фэгрэн убил в поединке своего брата, Эмрайт-Эрна. Его взяли в плен за год до того люди богов и он, судя по легенде, отрекся от дела старшего брата. Помнишь его слова — я видел то, к чему стремишься ты и понял, что это неверный путь? Помнишь?

— Ну?

— В легенде ничего не говорится об этом. Ничего не говорится о жене и детях Эмрайт-Эрна. А ведь мы его потомки. И до Похода у него не было жены. Знаешь ли, я верю, что легенда о Фэгрэне записана с его слов. Уж сохранять-то старое в священной неизменности мы умеем. Иначе как понять образы богов в ней — они явно не враги, и в словах их жалость, а то, чего достиг Фэгрэн, кажется скорее карой, чем наградой.

— Да, но как это касается рода Эмрайнов?

— А, ты ведь не читал наших родословных… "Эмрайны, божественная кровь". Вот так нас называют. Старшие этелрину. Я могу предположить только то, что Эмрайт-Эрна имел детей от женщины из людей богов. И это мы.

— Однако! А вы чем-нибудь отличаетесь от прочих… инетани?

— Нет. Но это неважно… Похоже, Фэгрэн своим словом узаконил существование детей своего брата. В те времена его слово значило все. Может, это и его уход в неведомый путь — раскаяние? Бегство? Ничего себе, герой! Обрек свой народ на Имна-Шолль и — в бега! Сволочь…

XVI. ЛЕГЕНДА

…И тогда он, наконец, решился посмотреть в окно. Он прекрасно знал, что там увидит. Но теперь он не мог сказать людям — я ничего не знаю и не желаю знать. Он закрыл глаза. Вновь двухлетний мальчик, смеясь во все горло, бежал по белому речному песку навстречу ему. А женщины, родившей этого ребенка, он уже не помнил. Может, ее и не было? Нужна ли владыке мира супруга, чтобы создать себе того, кто унаследует его власть, его силу, его все?

…Мальчик бежит по песку…

А за окном колыхалась Багровая Мгла. Тысячи жадных щупалец тянулись к скале и замку, к последнему островку этого мира. Но этот островок был неприступен. Последнее убежище. Больше не было ничего — все поглотила Багровая Мгла. Не так, как туман поглощает вечером мир, чтобы рассеяться поутру. Нет, сам мир стал Багровой Мглой, и лишь замок на скале еще оставался. И лишь сила властителя сдерживала эту живую Мглу. Пока он жив… Пока жив тот, кому нет смерти.

Ужаснее всего было то, что именно та сила, что охраняла замок, сгубила этот мир. Отец и сын были — единым. Одна кровь, одно знание, одна сила. Но у каждой вещи две стороны.

Он отошел от клубящегося кровью проема окна. теперь в замке и днем, и ночью горели свечи. Да еще сквозь багровую пелену проблескивала Звезда, как последнее эхо надежды. Он ссутулился на миг, словно века, наконец, одолели его. Но через мгновение он снова был прежним — словно орел расправил крылья. Он вскинул голову и неестественно ярко блеснули холодные серые глаза из-под длинных ресниц.

— Приведите, — коротко и резко, словно удар хлыста, упали слова. Затем он неспешно поднялся по ступеням к трону и сел, положив на колени обнаженный сверкающий меч. Знак Суда. А зал казался пустым, хотя здесь было полно народу. Просто все молчали, даже дышали осторожно, опасаясь потревожить властителя. Последние люди этого мира, нашедшие здесь убежище. Он помнил, как уходили, утратив волю к жизни, в Багровую Мглу одни, как сквозь Врата, открытые им, шли в неизвестность другие, унося с собою боль, тоску и память. А эти остались с ним, разделить его бессмертие и одиночество…

— Отец? Ты звал меня? — прозвенел, раскалывая на кусочки застывшую тишину зала, молодой голос. Сколько бы ему ни было лет, он и духом и телом был юноша. Сейчас он стоял в небрежно-нетерпеливой позе, слегка недовольно глядя на отца, оторвавшего его от какого-то важного дела. Властитель против воли залюбовался им, хотя всеми силами пытался настроить себя против него. Воистину, никого нет в мире его прекраснее. Но мира уже нет. И погубил его этот юноша, а он, хранитель, допустил это ради него…

— Ты выглядывал в окно? — тихо спросил властитель.

— Да. Что делать, так уж получилось, — пожал плечами юноша.

— и только?

— А что? Разве ты никогда не делал ошибок?

— Ошибки бывают разными, сын. тебе не кажется, что за них должен расплачиваться тот, кто их совершает?

Юноша недоуменно посмотрел на отца.

— Но это только ошибка! Разве преступно пытаться сделать мир более совершенным?

— И что ты сделал?

— Отец, скажи — есть ли что в этом мире, что тебе жаль было бы потерять? Что тебе не наскучило?

— Мальчик, бегущий по песку, — тихо ответил властитель.

— Что?

— Люди. Те, чей мир ты убил.

— Я хотел сделать его лучше!

— А их ты спросил? Это мир не твой. Это их мир.

— Он же не способны понять! Отец, ты — хранитель, а я твой сын. Так кому же решать, как не нам?

— Хранитель, но не хозяин. Хозяева — они. Довольно. Я слышал твои слова, выслушай и ты мои. Что бы тобой ни двигало, ты совершил зло. равновесие нарушено, пока сила, живущая в тебе, существует. Потому ты должен уйти.

— Отец! — нахмурился юноша. — Я твой сын! Что тебе все эти люди? Я твой сын!

— Потому я и сужу тебя. Только я и никто больше.

Он встал и протянул вперед руки. Юноша застыл, не в силах пошевелиться.