Повесть о первом взводе

"И на том спасибо, - невесело подумал он, - значит, танкисты прибрали семь штук. Три наших танка - шесть немецких. Неплохой расклад. Больше от них и требовать нельзя. Теперь на наших два орудия - семь... А может быть и больше... Возможно, не все еще вышли из деревни."

Танки стояли недолго. Вскоре они развернулись широкой цепью, и пошли к высотке. Стреляли на ходу. Надеялись попасть в притаившийся взвод, или просто пугали...

Орудия приготовились к бою. Ящики со снарядами, как этого требовал лейтенант Столяров, лежали сразу же за станинами. Отдельно болванки, отдельно осколочные.

Птичкин снял гимнастерку, аккуратно сложил ее. Остался в линялой, до дыр застиранной и не раз штопанной тельняшке. Он заглянул в окуляр прицела, попробовал, легко ли ходят маховички и остался доволен. Григоренко нянчил снаряд, готовый послать его в приемник, и Гольцев приготовил снаряд. Гогебошвили стал на место замкового.

Второе орудие тоже изготовилось. Мозжилкин, как всегда, был спокоен и нетороплив. Он расстегнул воротник гимнастерки, подвернул рукава. Поглядывал на немецкие танки, ждал, когда они подойдут к рубежу, на котором можно будет открывать огонь. На место замкового встал сам Угольников. Забинтованная правая рука его висела на перевязи. Лицо командира орудия осунулось, щеки запали, подбородок, зарос щетиной, вытянулся.

Танки шли широкой цепью, загибающейся в полукруг, хотели охватить высотку с трех сторон. Этого не следовало допустить. Орудие не пулемет. Его не станешь поворачивать то в одну сторону, то в другую.

- Заряжай! Наводить по крайним! - подал команду Логунов.

Замковые одновременно рванули рукоятки. Замки неслышно опустились, приняли снаряды и тут же плотно прикрыли их своими стальными телами.

Стволы орудий медленно поплыли: один вправо, другой - влево.

Танки не торопились, старались пока не отрываться от пехоты, прикрывали ее броней. Это настойчивое монотонное движение действовало на нервы угнетающе. Казалось, что остановить его никто не в силах.

"Пора, - решил Логунов". Он опустил бинокль и приподнялся в неглубоком окопе. Расчеты застыли у орудий. Пулеметчики замаскировались, притаились в ячейках, и Логунов с трудом разыскал их среди бугорков, заросших порыжевшей травой.

* * *

Орудия ударили одновременно. Танки, как будто выстрелы заставили их очнуться от дремы, рванулись вперед, не обращая внимания на отставших автоматчиков. Снова вспыхнули стволы танковых пушек, и на высоте поднялись фонтаны разрывов.

Коротки бои между танками и орудиями противотанковой артиллерии. Считанные минуты нужны танку, чтобы пройти отделяющее его от орудий расстояние. Он на предельной скорости мчится к ним, многотонный, закованный в броню, стреляет на ходу по расчетам, укрытым за тонким, не спасающим от танковых снарядов щитом. Но в эти считанные минуты он весь на виду, как спичечный коробок на ладони. Бери его, но не медли. Он ведет огонь, значит, надо выстрелить раньше. И не торопись. Промахнешься, и, кто знает, будет ли у тебя возможность выстрелить еще раз.

Снаряд, выпущенный Птичкиным, угодил в гусеницу крайнего справа танка, и та, сорванная страшным ударом, растянулась на земле. А танк завертелся на одном месте, потом застыл и быстро повел стволом орудия, выискивая, откуда ему попало. Не успел найти. Второй снаряд угодил в борт, машина скособочилась и задымила. Открылся люк башни, и из него вынырнула темная фигурка танкиста. Тут же прозвучала короткая пулеметная очередь, и фигурка эта словно переломилась пополам, повисла на броне.

"Трибунский, - отметил Логунов, - молодец, Трибунский".

Ударил длинной очередью танкист. Как бы откликаясь, заработал пулемет Земскова. Эти отсекали пехоту.

Танки стреляли осколочными. Вокруг орудий поднимались столбы разрывов. Шуршали над головами артиллеристов осколки и, еще горячие, кромсали у их ног землю рваными зазубренными краями.

Птичкин вбил снаряд в ходовую часть еще одного танка. Даже отсюда он увидел, как брызнули в стороны обломки колес и сорванные траки. Танк ответил выстрелом, снаряд разорвался недалеко от орудия, обдал артиллеристов приторным запахом сгоревшей взрывчатки и комьями земли. Птичкин выстрелил еще раз, опять угодил в ходовую часть. Танк снова ответил, снаряд, разорвался в нескольких метрах перед орудием. По щиту застучал град осколков.

Куда ты, Птычкин, дывышься! - закричал Григоренко. Вин жа нам пушку спортыть!

- Я ему испорчу! Его родная мама не узнает, - откликнулся Птичкин, - на, холера, получай!

Он вогнал в борт танка один за другим два снаряда. Внутри машины что-то рвануло...

В этот момент снаряд разорвался прямо на позиции орудия.

Логунов услышал этот взрыв в суматошном грохоте боя и посмотрел в сторону первого орудия. На позиции было безлюдно. Пушка молчала. Не пригибаясь, не обращая внимания на режущие воздух пули и осколки, он добежал до орудия.