Читаем Повесть о несодеянном преступлении. Повесть о жизни и смерти. Профессор Студенцов полностью

Посещения Студенцова и старшей сестры облегчили душевное состояние Елены Петровны. Она подумала, что отчаиваться рано, слишком много людей заняты ею, они найдут средство ее спасти. Никто из них не считает положение серьезным, надо им верить, они ведь так искренни с ней. Зачем бы они стали рассказывать ей забавные истории? Ублажать прибаутками обреченного больного, кто же это себе позволит. Медицинская сестра приносит каждый раз что–нибудь новое. Сегодня она рассказала о больном пареньке, который, влюбившись в палатную сестру, письменно предложил ей «руку и сердце», вчера что–то другое, веселое и смешное. Никто не лжет, не притворяется и не произносит набивших оскомину фраз. После разговора с каждым из них остается такое чувство, словно кто–то тебя приласкал. Секретарь партийной организации Николай Николаевич Сухов и тот обрадовал ее. Он зашел расспросить о каких–то лабораторных исследованиях, сильно спешил и зсе–таки присел, рассказал, что ее успехами заинтересовались в Академии наук и вопрос о лечении экстрактами селезенки будет там обсуждаться. Ходят слухи, полушепотом добавил он, что Яков Гаврилович представил лично министру средство против новообразований. За достоверность ручаться нельзя, так как все оформлялось без участия партийной организации. Сообщение взволновало Елену Петровну, не об этом ли козыре упоминал в разговоре с ней Студенцов? Какой дружный коллектив, какие сердечные люди, таким нетрудно добиться всего! Они найдут выход там, где другие его не увидят.

Один лишь Андрей Ильич огорчал ее. Он аккуратно приходил после работы, просиживал в палате допоздна и, не сказав почти ни слова, уходил. Сядет у стола, уставится в окно и молчит, спросит, не надо ли ей чего–нибудь, и снова надолго умолкнет. На второй день он попросил разрешения готовить в палате доклад к предстоящему партийному собранию. Елена Петровна не возражала. Между делом он прочитал ей отрывок из монографии, а затем главу из современного романа.

Вначале его молчание было понятно: искренний Андрей Ильич, неискушенный в притворстве и лжи, предпочитал молчать. Прошло три дня, ее судьба волновала уже весь институт, все были заняты мыслью, как вернуть ее к жизни, а он оставался безмолвным. Почему он ничего не расскажет ей, хотя бы о том, на что намекал Яков Гаврилович? Верно ли, что Студенцов создал препарат против опухоли? Почему ее друг не поддержит в ней уверенности или ему нечего ей сказать? Но почему другие нашли возможным… Она чуть не произнесла «утешить», не утешить, конечно, а убедить, что ее положение не так печально, как оно казалось вначале. Пусть не верит, что это так, время покажет, кто прав, но что ему стоит примкнуть пока к тем, с кем он не согласен, чтобы успокоить ее…

Елена Петровна не понимала душевного состояния мужа. С тех пор как у дверей кабинета Студенцова у них произошла размолвка, Андрей Ильич лишился покоя. Он почувствовал, что в его жизнь вошла большая неправда, вошла и утвердилась в ней. Его отношения с женой утратили прежнюю простоту, исчезла свобода говорить что угодно, высказывать свои мысли с той прямотой, с какой это делалось обычно. Прежде чем выразить желание или чувство, приходилось думать о тоне, о выражении лица, отвечают ли они обстановке. Слова выбирать не спеша, осторожно, одни не должны вызывать ассоциаций, — встретиться с ассоциацией страшнее порой, чем с событием, ее породившим; другие не должны быть ни слишком серьезными, ни легковесными и ни в коем случае смешными. Нельзя говорить о болезни и ни о чем таком, что может быть истолковано, как желание обойти эту тему. Хотелось жаловаться, сетовать на судьбу, лишающую его любви и друга, а надо было молчать. Три дня он, предоставленный собственным мыслям и чувствам, отвечал на молчание молчанием, пока на четвертый не случилось нечто такое, что все в нем перевернуло. Когда Андрей Ильич пришел вечером навестить свою жену, он нашел ее за столом, занятой работой. Она сидела, по обыкновению откинувшись на спинку стула, окруженная папками, бумагами и препаратами. На одном окне сверкал новенький бинокулярный микроскоп, на другом были расставлены склянки с реактивами. Елена Петровна ветретила его как всегда, когда он заходил за ней в институт: кивнула ему головой и, не отрываясь от дела, улыбнулась.

Этой перемене предшествовало событие, смысл которого понимал лишь один человек — Мефодий Иванович Степанов.

Ординатор не слишком жаловал Елену Петровну своими посещениями. Во время утреннего обхода он заходил в палату, задавал больной два–три вопроса и, словно чем–то смущенный, торопился уйти. Однажды он сказал сестре: «Ее ждет серьезнейшая операция, наше дело укрепить больную, подготовить сердечнососудистую и нервную систему к этой нагрузке, а она у вас лежит в психическом шоке. Не поддержим сейчас, потом будет поздно. Послеоперационный период потребует своего и ничего не уступит. Повлияйте на нее, упросите, что ли. Вы, женщины, это делаете лучше нас».

Перейти на страницу:

Похожие книги