Повесть о неподкупном солдате (об Э. П. Берзине)

Уходя от Петерса, Эдуард Петрович вспомнил, что, лежа на больничной койке, приготовил чекистам «сюрприз». Он расстегнул китель и из внутреннего кармана достал листок бумаги. На нем был изображен худощавый человек с большими, навыкате глазами и чувственным ртом.

— Кто это? — спросил Петерс, всматриваясь в рисунок. — Нет, нет! Не говори! Я где-то видел это лицо… Сейчас вспомню… Сейчас… Ага! Вспомнил!

Он подошел к столу, выдвинул один из ящиков, достал фотографию. Положил ее рядом с рисунком Берзина и рассмеялся.

— А знаешь? Похож! Здорово похож твой Константин на Сиднея Джорджа Рейли!

И он опять рассмеялся.

8

Локкарт был взбешен. Он крупными шагами мерил свой кабинет и, не глядя на вытянувшегося перед ним Рейли, говорил:

— Мы назначаем свидание! Мы продумываем все детали этой встречи! А вы, не считаясь ни с кем, учиняете расправу над человеком, который шел нам навстречу! Самовольно!

— Но мы же договорились — проверку надо…

— Молчать! Кто вам дал право самовольничать?

Кто, я вас спрашиваю? Вы представляете, что натворили? Мы собираемся на конфиденциальное совещание, а… Нет, это просто уму непостижимо!..

Потом гнев его утих. Ведь даже за самой свирепой бурей следует штиль…

Потом он молча слушал Рейли.

Потом скрепя сердце согласился, что Сидней, пожалуй, прав…

А потом признал, что такая проверка была уместна…

Потом подтвердил, что она была устроена своевременно…

Потом назначили новую деловую встречу на самом высоком уровне.

Берзина своевременно известил Тилтинь…

Локкарт снова дружески улыбался Сиднею.

Рейли же внушил себе, что первое впечатление о человеке иногда бывает обманчивым, и Берзин…

…Гости приходили поодиночке. Стряхивали со шляп и пальто дождевые капли, приводили себя в порядок возле огромного, во всю стену прихожей, зеркала и с выжидательными стандартными улыбками заходили в гостиную. Здесь их встречал хозяин — Роберт Гамильтон Брюс Локкарт.

Роль хозяйки дома выполняла Дагмара — кареокая, хрупкая. Она одинаково мило улыбалась всем входившим и глубоким грудным голосом произносила по-русски:

— Добро пожаловать!

Локкарт же сухо, по-деловому здоровался со своими коллегами по дипломатическому корпусу и перебрасывался с ними фразами об «отвратительном московском дожде».

Гости понимали, что предстоит серьезный разговор, и, подражая хозяину, держались официально. И только американец Де Витт Пуль попытался было начать с Дагмарой легкий флирт, но, встретив вежливый отпор, нахохлился и замолчал.

Обед начался, когда в квартире появился последний гость — французский консул Гренар. Ему отвели место в дальнем конце стола, между Рейли и Коломатиано, чем француз был в душе возмущен. «Мир катится в пропасть, — думал Гренар. — Любовница шпиона в роли хозяйки дома, шпионы — гости, а сам хозяин… Брюс, Брюс! Как ты низко пал!»

Первая половина обеда прошла вяло. Каждый — и Гренар, и Де Витт Пуль, и французский разведчик Вертамон, и, разумеется, Локкарт — додумывали то, что не успели додумать перед обедом.

Гренар представлял, какой провал ожидает Локкарта, если операция с латышами, о которой ему доложил Вертамон, окончится тем же, чем кончился мятеж левых эсеров. «Тот мелкий козырь в моих руках большевики побили более крупным. Закономерно! К счастью, в Париже хорошо понимают законы игры и к моей неудаче с левыми эсерами — отнеслись снисходительно. Другое дело Брюс… Он бросает на стол крупную карту… Что, если большевики побьют и ее? Не завидую тебе, Роберт! Отнюдь нет!»

Де Витт Пуль загадал: если латыш, с которым их обещал познакомить Локкарт, окажется брюнетом — дело выгорит, если же блондином — надо складывать чемодан и мирно доживать свои дни в Техасе.

Вертамон с завистью думал о том, что Сиднею Рейли, как всегда, повезло: отыскал какого-то латыша и делает на нем свою карьеру.

Коломатиано смачно жевал и в перерывах между глотками вина искоса поглядывал на своего шефа Де Витт Пуля. «Глуп! Глуп, как пробка! Разве с таким хозяином сделаешь настоящий бизнес? Сидней Рейли! «Эсти-1», «второй Лоуренс!» Хе, хе! Как-то тебе удастся выкрутиться?..»

Рейли с тревогой думал о том, как поведет себя Берзин. Понравится ли он этим видавшим виды господам? Уж кто-кто, а Рейли знал, как много значит для них авантажность, умение держаться. «Не перестарались ли мои ребята? Чего доброго, явится с фонарем под глазом — тогда все пропало… Сорвется или не сорвется задуманная мной операция? Если сорвется, то…» И Рейли стал на ходу придумывать возможные пути отступления.

Тщеславие и зависть, коварство и лицемерие, хитрость и фарисейство — все эти низменные человеческие качества, в разной степени присущие каждому из сидевших за обеденным столом, цементировались лютой ненавистью к большевикам, к молодой республике. Каждый из обедающих уже давно обдумал, какой жирный кусок! можно будет урвать для себя, для «своей горячо любимой родины»^ если заговор послов принесет долгожданное избавление от красной опасности.

Будто угадывая настроение гостей, Локкарт глухим голосом произнес: