Повесть о неподкупном солдате (об Э. П. Берзине)

— А почему бы нет? Почему бы нам не свести эти самые счеты? Не бабьи, конечно, а деловые. — Рейли презрительно поморщился. — Недавно мне довелось беседовать с одним… с одним бухгалтером. Он, знаете, любит подводить баланс. Два плюс два, три плюс три…

Савинков приподнялся с земли, оторвал стебелек, задумчиво погрыз его, выплюнул:

— Тьфу, горечь какая! Два плюс два, значит? Арифметика… А по-моему, политика — высшая математика. В ней имеешь дело с двумя и тремя неизвестными… В одном вы правы, Константин Георгиевич: подсчитать свои силы никогда не мешает.

— Вот и займемся подсчетом. Предлагаю начать с вас, Борис Викторович. Возражений нет?

И они принялись переставлять пешки в игре, которую затеяли. Оба они не подозревали, что сами были только пешками в этой игре.

С самого начала Октябрьской революции Савинков выступил как один из ее яростных противников. Установив тесные связи с контрреволюционными генералами — Корниловым, Красновым и Алексеевым, Савинков принял самое деятельное участие в создании добровольческой армии. Через шесть лет он предстанет перед судом народа и признается: «Моя упорная, длительная, не на живот, а на смерть, всеми доступными мне средствами борьба не дала результатов. Раз это так, значит, русский народ был не с нами, а с РКП». С немалой дозой театральности Савинков задаст вопрос: «Что было?» Ответит на него так: «На Дону — интриги, мелкое тщеславие, «алексеевцы» и «корниловцы», надежда на буржуазию, тупое непонимание положения, подозрительность к каждому демократу и тайное «боже, царя храни».

Он считал себя демократом и революционером. И включил в руководящее ядро «Союза Защиты Родины и Свободы» махровых монархистов: генерал-лейтенанта Рычкова и полковника Перхурова. Превратил свой «Союз» в эпицентр контрреволюции, шпионажа, террора.

Сидя на берегу Яузы, Савинков и Рейли прикидывали свои силы, намечали: кого, куда и каким путем отправить, где начать новую акцию, где временно скрыться в подполье. Савинков рассказал, что его «Союзу» удалось создать крепкие боеспособные организации в Ярославле, Калуге, Муроме, Рыбинске, что его люди только ждут приказа выступить. И еще он сказал, что, как всегда, не хватает денег.

— Не прибедняйтесь, Борис Викторович, — усмехнулся Рейли. — Мне досконально известно, что вы получили кругленькую сумму от французского посла Нуланса.

— Капля в море эти французские деньги. Мы их съели в один миг.

— Охотно верю и искренне вам сочувствую. Но помочь пока ничем не могу. Мы сами испытываем большие затруднения в деньгах… Крупная сумма нам бы очень понадобилась. Но где ее взять? Разве что потрясти московских толстосумов?

— Попробуйте.

Рейли откинулся на спину, лениво наблюдая, как высоко в небе носятся неугомонные стрижи.

— Отличная штука, жизнь! А, Борис Викторович? Вот сидим мы с вами на тихом берегу тихой речки, а за нами, по нашей воле, людишки идут в атаки, стреляют, жгут, обманывают друг друга. Хорошо чувствовать себя всесильным, Борис Викторович?

— Наверное. Я не задумывался. Просто я дал себе слово уничтожить большевистскую опасность и во имя этой цели готов на все.

— Зачем такие громкие фразы? В джунглях, знаете ли, действуют молча.

Солнце спряталось за ближайшей колокольней, когда они, не торопясь, двинулись вдоль берега.

— Вчера вечером один из моих агентов сообщил, что левые эсеры собираются отбить у вас хлеб, Борис Викторович, — будто невзначай произнес Рейли. — Готовится крупная террористическая акция, которая должна сорвать мир с Германией.

— Знаю. Акция против графа Мирбаха. Пока что это только план.

— Но он может стать реальностью.

— Не отрицаю. Когда мне станет ясна его неотвратимость— вот тогда мы будем действовать. И докажем всему миру, что большевизм — химера.

— А нельзя ли поторопить ваших левых братьев?

— Это уже делается, Константин Георгиевич. К убийству графа Мирбаха мы хотим приурочить выступления в Ярославле, Рыбинске, Муроме и других местах. Для этого я на днях уезжаю из Москвы.

Некоторое время шли молча. Каждый думал о своем. Рейли — о том, что Савинков, при всей его любви к фразе, обладает несомненным талантом организатора. Савинков же, со свойственным ему сарказмом, размышлял о том, что иностранные дипломаты и разведчики ни черта не понимают во внутренних делах России, и, если бы не их деньги и оружие, давно бы следовало выдворить их за границу.

Но ни тот, ни другой не подозревали, что их, как им тогда казалось, глубокомысленные наблюдения и выводы построены на простейшем субъективизме, от которого Савинков сумеет избавиться в конце жизни, а Рейли — никогда. Наивно представляя, что им дано право управлять историей, английский разведчик и русский террорист не могли знать, что уже тогда история приготовила им скорую политическую, да и физическую смерть.

Савинков — тот хоть перед смертью признает свою вину перед народом, которому причинил столько горя и страданий. Рейли же готов будет предать всех и вся, лишь бы сохранить себе кусочек жизни. Точнее — призрак жизни.

6