Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2

Государыня-супруга (Акиконому), 27 лет, – дочь Рокудзё-но миясудокоро и принца Дзэмбо, воспитанница Гэндзи, супруга имп. Рэйдзэй

Госпожа Весенних покоев (Мурасаки), 28 лет, – супруга Гэндзи

Принц Хёбукё (Хотару) – сын имп. Кирицубо, младший брат Гэндзи

Юная госпожа из Западного флигеля (Тамакадзура), 22 года, – дочь Югао и министра Двора, приемная дочь Гэндзи

Министр Двора (То-но тюдзё) – брат Аои, первой супруги Гэндзи

Утюдзё (Касиваги) – сын министра Двора

Тюдзё из дома Великого министра (Югири), 15 лет, – сын Гэндзи

Удайсё (Хигэкуро) – поклонник Тамакадзура

Миновал Двадцатый день Третьей луны, а в Весеннем саду необыкновенно пышно цвели цветы, звонко пели птицы. «Возможно ли? – недоумевали обитательницы остальных покоев. – Ведь повсюду цветы уже отцвели…»

Понимая, как хочется молодым дамам поближе полюбоваться цветущими на холмах деревьями, зеленым покровом мха на Срединном острове, министр распорядился, чтобы, снарядив, спустили на воду китайские ладьи, давно уже построенные по его указанию.

В назначенный день решено было устроить «музицирование в ладьях», для чего пригласили музыкантов из Музыкальной палаты. В доме на Шестой линии собралось множество принцев крови и знатных сановников.

Незадолго до этого дня в дом Великого министра переехала Государыня-супруга. «Вот и настало время ответить на песню о саде, тоскующем по далекой весне[1], которой Государыня когда-то бросила мне вызов», – подумала госпожа Весенних покоев. Министру же очень хотелось показать Государыне прекрасный цветущий сад, однако особе, столь высокое положение занимающей, невозможно было прийти сюда единственно для того, чтобы полюбоваться цветами… В конце концов, посадив в ладью особенно чувствительных молодых дам…

Южный пруд соединялся с прудом Весеннего сада, лишь несколько невысоких холмов служили меж ними границей. Обогнув их, дамы оказались в саду госпожи, молодые прислужницы которой уже собрались в восточном павильоне Для рыбной ловли.

Ладьи, имеющие вид драконов и сказочных птиц Фынхуан[2], были роскошно убраны на китайский манер. У шестов сидели мальчики в китайских платьях, с закрученными над ушами жгутами волос.

Когда прислужницы Государыни выплыли на середину пруда, их взорам открылся сад, настолько поразивший их необычной, поистине удивительной красотой, что им показалось, будто они заплыли в какую-то неведомую страну. Они остановили ладьи у скалы в небольшом заливе Срединного острова, где даже простые камни были достойны кисти художника.

По сторонам сквозь легкую дымку проглядывали ветки деревьев – словно парчовые занавеси повесили по берегам пруда. Далеко впереди смутно угадывался Весенний сад, где зеленеющие ивы клонили ветви к земле, а яркие цветы источали невыразимо сладостное благоухание. Даже вишни, которые повсюду уже отцвели, здесь горделиво сияли, украшенные прекрасными цветами, а обвивающие галереи глицинии густо лиловели. Особенно же хороши были керрии – их пышные ветки нависали над прудом, отражаясь в воде. Водяные птицы резвились, держась дружными парами, мимо пролетали уточки-мандаринки с прутиками в клювах, словно вышитые на «узорчатом шелке» (211) волн[3]. Так и хотелось запечатлеть все это хотя бы на картине.

До темноты любовались дамы этим удивительным садом – в самом деле, можно было смотреть на него, пока не сгниет топорище…[4]

Ветер подует,
И на волнах лепестки
Засветятся ярко.
Вот же он, перед нами,
Прославленный мыс Керрий[5]!

Этот весенний пруд,
Быть может, сливается где-то
С рекою Ида[6]?
Сверканьем прибрежных керрий
Полон до самого дна…

Право, не стоит
К Черепашьей горе[7] стремиться.
Лучше в этих ладьях
По пруду катаясь, бессмертьем
Увенчаем свои имена…

В ярких лучах
Весеннего солнца купаясь,
Уплывает ладья,
Падают капли с шеста,
По воде рассыпаясь цветами…

Такими и другими столь же незначительными песнями обмениваясь, они совершенно забыли о том, что впереди, о доме, куда им предстояло вернуться… Но разве удивительно, что они так увлеклись? Водная гладь в самом деле была прекрасна.

Когда спустились сумерки, ладьи под мелодичные звуки «Желтой кабарги»[8] подплыли к павильону Для рыбной ловли, и дамы нехотя вышли на берег.

В павильоне, убранном с изящной простотой, собрались молодые прислужницы. Их яркие наряды – а они не пожалели усилий, чтобы затмить друг друга, – представляли собой изумительное зрелище, по красочности не уступающее затканной цветами парче.