Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 2

Она достала тёмно-серое верхнее платье, шёлковую накидку тёмно-коричневого цвета и дала их надеть дочери. Санэмаса, плача, произнёс:

— Удалившись от мира,

Лишь горы вокруг созерцая,

Как вы узнали,

Что мы надели одежду

Из грубой пеньки?[198]

Госпожа на это ответила:

— Засохла сосна,

И в доме в траур оделись.

Об этом услышав,

И я из пеньки

Надела одежду.[199]

— Содэмия, наверное, очень выросла. Я слышал, что она не уступает известным красавицам. — С этими словами Санэмаса поднял занавесь и заглянул внутрь.

Мать и дочь сидели рядом, за переносной занавеской тёмно-серого цвета. Содэмия была в светло-сером платье,[200] в шёлковой накидке и в нижнем платье из лощёного шёлка. Ей было около семнадцати лет, волосы у неё были замечательные и лицом она была очень красива. Мать, сидевшая с серьёзным видом, выглядела чрезвычайно благородно; волосы её были прекрасны; ей было лет тридцать пять.

— Считайте меня своим отцом. Отныне я во всём буду помогать вам, — сказал Санэмаса племяннице и погладил её по голове. Волосы у неё были очень густые и длиной около семи сяку.

— У неё волосы должны были быть ещё длиннее, но когда с нами случилось это несчастье, она днём и ночью убивалась, и одно время лежала в тоске, не поднимая головы, и горько плакала. Поэтому-то она и не стала такой красавицей, какой могла бы стать. Мои дети любили отца сильнее, чем обычно любят родителей, и скорбели о нём. Сын мой умер от тоски, Содэмия до сих пор не может забыть отца и печалится о нём. Я ужасно беспокоюсь, как бы и с ней не случилось того же, — сказала госпожа.

— Как всё странно! — промолвил Санэмаса. — Это, наверное, предопределено судьбой. В нашей жизни мы видим препятствия, и детям выпало на долю любить отца, не такого как у всех. Вам надо поскорее переехать в дом, который завещал вам мой отец. Сегодня же выберем благоприятный день, и я приеду за вами.

— Нет, — вздохнула госпожа. — Сейчас уже я совсем не хочу возвращаться туда, где меня будут одолевать тяжёлые воспоминания. Пусть Содэмия переезжает к отцу. А я до конца жизни буду носить здесь чёрную одежду. Я никуда отсюда не поеду.

— Это неправильно. Надо переехать поскорее. Если вы оставите Содэмия, как она будет жить? Как она сможет существовать без поддержки? Разве всё обстоит так безнадёжно и вам ничего другого не остаётся, как отринуть этот мир? А если Санэтада скоро в глубине души поймёт, какой он причинил вам вред, и придёт с примирением?

Госпожа подала угощение. Перед Санэмаса поставили четыре подноса с тем, что было в доме: фрукты, сушёные морские водоросли, а также мандарины и цитрусы татибана в корзинке и плоды мелии.[201] Подали и вино. Слугам и сопровождающим Санэмаса дали в награду шёлк. Низшие слуги тоже получили награду.

Вскоре Санэмаса вернулся в столицу.

* * *

Фудзицубо должна была рожать не сегодня завтра. Помещение для роженицы было давно готово. Во время её пребывания в отчем доме три или четыре брата каждую ночь охраняли её. Как-то раз ночью, когда вся семья находилась возле Фудзицубо, от наследника престола принесли мешочек, в котором лежали серебряные и золотые цитрусы татибана, они были завёрнуты в жёлтую бумагу, завязаны голубыми лентами и украшены искусственными горными розами. В письме было написано:

«Я всё время надеялся получить от тебя весточку, но все сроки для обещанного письма прошли, и твоё молчание меня огорчает. Каждую ночь я с беспокойством думаю о тебе. Цитрусы отдай нашим сыновьям, и пока дети будут возле тебя, обласкай их.

Завидую я померанцу,

Что пятого месяца

Ждёт с нетерпеньем.

Сколько же времени мне

Нужно тебя дожидаться?[202]

Когда я думаю об этом, меня охватывает тревога».

Жена Масаёри открыла мешочек. Металлические шары были вложены в кожуру, надрезанную и аккуратно снятую с настоящих плодов.

— Ах, с каким искусством всё это выполнено! Кому наследник престола поручил сделать такую прелесть? — спросила госпожа доставившего подарки архивариуса.

— По приказу наследника этим занимались в его присутствии Хёэ и Тюнагон, — ответил тот.

— Такой тонкий вкус может быть только у одного человека![203] — воскликнула госпожа и раздала игрушки детям.

‹…› Дети, взяв каждый по цитрусу, начали играть ими.

Фудзицубо написала в ответ: «Все эти дни, не получая от Вас писем, изнывала в тоске. Но дела не обстоят так, как Вы пишете.

К себе призываешь

Любимых своих.

Так зачем же

Мысли о померанце

Сердце твоё терзают?»[204]

Жена Масаёри вручила посыльному полный женский наряд.

* * *