Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 2

Наследник престола решил сделать декоративный столик в виде диких зарослей бамбука. Из нитей для серебряных коробок сделали сетку, какую делают для серебряных мешочков для корма, и положили её на столик, сверху насыпали чёрных благовоний и всё утыкали побегами бамбука, сделанными из аквилярии. На каждое коленце бамбука наследник велел положить капельки ртути, как росу. Он послал столик Фудзицубо. В письме наследник писал:

«Вчера и позавчера был пост, поэтому я не писал тебе. Я послал письмо в дом покойного министра, семью которого хотел навестить и выразить соболезнование. Вот какой получил я ответ от госпожи Сёкёдэн.[158] Нельзя сказать, чтобы она отличалась рассудительностью, но так она теперь думает. Кроме того, очень жалко Пятую принцессу. Отрёкшийся от престола император уже в преклонном возрасте и очень печалится, что я не вспоминаю о его дочери, поэтому в ближайшее время я хочу призвать её к себе. Но боюсь — вдруг ты вообразишь, что я увлёкся ею? Эта мысль меня останавливает. Я хочу следовать твоим словам.[159] Столик я преподношу моим маленьким сыновьям.

С холодного ложа поднявшись,

Смотрю на восток,

Где небо еле светлеет.

Сердце сжимает печаль,

И незаметно старею…[160]

Хорошо ли ты отдыхаешь? Я ни днём, ни ночью не забываю тебя. После того, как ты уехала, я ни разу не мог заснуть.

Неразлучны

Коленца бамбука.

Каждую ночь

Ложатся на них

Капли росы.[161]

Я думаю только о том, когда ты возвратишься».

Он вручил послание и столик Корэкосо.

Фудзицубо всё ещё находилась в покоях своего отца. Взглянув на столик, она воскликнула:

— Какие прекрасные побеги бамбука! — И стала по одной вынимать из чёрных благовоний палочки аквилярии.

Наследнику она написала:

«Благодарю Вас за Ваше письмо. Ответ Сёкёдэн действительно таков, как Вы считаете. Если Вы призовёте к себе Пятую принцессу, я буду только рада. Может быть, она подумает, что Вы приглашаете её по причине моего отсутствия, но надеюсь, у неё будет возможность изменить своё мнение. Я прекрасно Вас понимаю. Если отрёкшийся император очень беспокоится о своей дочери, так поскорее пошлите ей письмо.

Чуть забрезжит восток,

Вновь перед глазами встаёт

То утро,

Когда, плача,

Мы расставались.

А знаете ли Вы, что я думаю о росе?[162]

Разве только

На стебли бамбука

Слёз льётся река?

Всё платье моё

Мокро до нитки…»

— Архивариусу на этот раз вручите вот это, — распорядилась она. И Корэкосо наградили нижним платьем и вышитой шёлковой накидкой.

* * *

В доме Масаёри ничего интересного не происходило, всё было очень чинно. В первом восточном флигеле проживала четырнадцатая дочь со своим мужем, старшим ревизором Правой канцелярии, Суэфуса, во втором — одиннадцатый и двенадцатый сыновья министра: Тикадзуми, бывший одновременно архивариусом и младшим военачальником Личной императорской охраны, и Юкидзуми, глава Ведомства двора наследника престола, и прислуживающие дамы. Когда всё семейство Масаёри проживало у него в усадьбе, скучно не было, но после того, как все разъезжались, оживлённо бывало только во время визитов сыновей к отцу.

— Мне бы хотелось возвратиться в тот дом, где раньше жил Судзуси, — сказала Фудзицубо матери.

— Как можно жить одной в таком просторном доме! — воспротивилась та. — А вдруг все, кто был в тебя влюблён, узнают, что ты вернулась к нам, и сбегутся сюда? А если и не прибегут… Многие таят на тебя злобу, и всегда найдётся кто-нибудь, у кого появится желание очернить тебя. Это может привести к большим неприятностям. Хотя у нас и тесно, оставайся здесь.

— Кто сейчас вспоминает обо мне? — ответила Фудзицубо. — Давно, когда жила я здесь взаперти, кто-то, может быть, мною и интересовался: а вдруг она окажется самой обычной Девицей? Но после того, как я возвысилась и низкие люди распустили про меня гадкие сплетни, меня только презирают и ненавидят.

— Если кто-нибудь из бывших влюблённых и объявится, всё равно выдающихся людей между ними не найдётся,[163] — сказал советник Сукэдзуми.

— А вдруг будут и выдающиеся? — возразила сестра.

— Нет, такого быть не может, — сказал Масаёри. — Когда и я сам, и влюблённые подвергались из-за тебя немилости, это только служило мне к чести <…>. Много говорили и так, и эдак, но вспоминая о том времени, я всё больше убеждаюсь, что это было время процветания. Всё-таки нам нужно быть осмотрительными, чтобы не давать повода к пересудам.