Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 2

Через несколько дней императрица передала наследнику престола: «Я должна поговорить с тобой об одном деле. Приди ко мне».

Когда он пришёл, она сообщила ему своё мнение о провозглашении будущего наследника и затем спросила:

— Как, по-твоему, надо поступить?

У сына сразу испортилось настроение. Он то бледнел, то краснел и очень долго не мог ничего произнести.

— С давних пор так ведётся: что бы родители ни сказали, им нельзя идти наперекор. Поэтому я вам отказать не могу. Однако даже в больших странах, не таких, как наша, государыня в делах правления идёт рука об руку с министром. Это наш подданный, но он благородного происхождения и занимает высокое положение, нам следует принимать решения, советуясь с ним.[262] Если я расстанусь с Фудзицубо, то лишусь всякой поддержки. Поступи я так, как вы советуете, Фудзицубо никогда больше сюда не вернётся, в конце концов вместе с сыновьями уйдёт в горы и будет вести жалкое существование между жизнью и смертью. Я могу взойти на престол только в том случае, если будет человек, который поддерживает меня. Как я буду жить, лишившись её и детей? — сказал наконец наследник престола, проливая слёзы, и покинул её покои.

«Не хотела я говорить с ним об этом, — думала мать с раздражением. — Тадамаса и прочие стали на сторону своих жён. Им безразлично, что будет с нами, а вот Фудзицубо они боятся разгневать. Братья должны поддерживать сестру, а они в семейные дела вмешивают совершенно постороннюю для них Фудзицубо. А обратиться к сыну — он вот как отвечает. Что же делать?»

Императрица вновь послала записку Канэмаса:

«Приди во дворец тайно, в обычном верхнем платье. Я должна с тобой кое о чём поговорить».

Он пришёл к ней в тот же вечер. Императрица рассказала ему:

— Я говорила с наследником престола об этом деле, и он мне ответил: «Делай, как хочешь. Я не знаю, что лучше», однако настроение у него было плохое. Поэтому я собираюсь поговорить с самим государем и провозгласить нового наследника в день восшествия на престол. Но меня тревожит Тадамаса. Ты, как я думаю, не будешь колебаться, на чью сторону встать. Надо, чтобы вступив на престол, новый император сразу же провозгласил наследником сына Насицубо. Разве не правители велели отправить Ван Чжаоцзюн к варварам и казнить Ян Гуйфэй?[263] Тадамаса любит свою жену, поэтому он малодушничает, но я твёрдо решила выполнить то, что задумала, и ты должен знать о моих планах.

— Вы в душе рассудили правильно, но я вам скажу вот что, — ответил ей Канэмаса. — Все вокруг нас встали на сторону Фудзицубо, поэтому то, о чём я в одиночестве мечтаю, никогда не свершится. Я и думать об этом больше не хочу. Тем не менее я вам полностью подчиняюсь. Во всех своих делах я советуюсь с Накатада, но мало того, что он держит сторону родственников жены, он ещё хранит какие-то чувства к самой Фудзицубо. И вряд ли он в данном случае своё отношение изменит.

— Непочтительный сын — вот как это называется, — воскликнула императрица. — Если он так поступит, отрекись от него! Но что поделать? Пусть Накатада и не будет с нами заодно, лишь бы Тадамаса был на нашей стороне.

— Совершенно с вами согласен. Так и решим, — сказал Канэмаса. И на этом их разговор окончился.

Когда император пожаловал к императрице, она спросила:

— Когда же состоится церемония передачи престола?

— После десятого дня этого месяца, — ответил он.

— Не будет ли в тот же день провозглашён новый наследник престола?

— Лучше этого не делать. Такой шаг был бы слишком поспешным, можно и повременить, — промолвил император.

— А я вот что думаю. Пока у наследника не было других сыновей, я считала: что ж, провозгласим наследником престола сына Фудзицубо. Но сейчас, когда у Насицубо родился сын, его-то и нужно избрать будущим наследником.

Некоторое время император ничего не отвечал и думал: «Пятая принцесса беременна, и если она родит мальчика, отрёкшийся от престола император захочет, чтобы его и назначили. Но так или иначе, мы не должны забывать о Масаёри. Это дед многих моих сыновей, и если мы захотим провозгласить наследником отпрыска Насицубо, он сразу же заберёт к себе Дзидзюдэн и никогда больше не отпустит её во дворец. Что я тогда буду делать?» Наконец он произнёс:

— Вряд ли мы должны с этим так спешить. Когда наследник вступит на престол, он сам, как отец, рассудит. Если же мы назначим кого-нибудь против его желания, это будет крайне неразумно и навлечёт на нас позор. Ты согласна?

— Вы говорите так потому, что приблизили к себе эту злодейку Дзидзюдэн, — возразила императрица. — Она приносит вам один лишь вред — отправилась в отчий дом, заперлась там и выжидала, заставила вас печалиться и тосковать. А потом жужжит, как синяя муха,[264] и никак от неё не отделаться, только настроение вам портит. Поэтому-то вы и принимаете близко к сердцу дела её сестрицы!