Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 1

— Если говорить о ежегодных праздниках и церемониях, то в эпоху вашего царствования они столь великолепны, что их будут вспоминать и в последующих поколениях, — ответил наследник. — В прошлом году праздник девятого дня девятого месяца, который устраивался в Фукиагэ, был особенно хорош. Можно и теперь устроить что-то подобное. Но какой из ежегодных праздников мы выберем?

— Все праздники года по-своему замечательны, — вступил в разговор Масаёри. — Очень интересно утреннее приветствие в первый день первого месяца, столь же интересен и исполнен тонкого вкуса дворцовый праздник. Праздник в третьем месяце, когда распускаются цветы, особенно очарователен. В пятом месяце кроме ирисов нет других ярких цветов, но праздник пятого дня удивителен и восхищает сердце. В недолгие ночи, на ясной и короткой заре слышится голос кукушки, ранним утром пойдёт тёплый дождь, там и сям цветут ирисы с их тонким ароматом — всё это полно прелести неизъяснимой. В то время фрукты ещё не поспели, мандарины уже отцвели, но на ветвях остаются кое-какие цветы, и это особенно чарует. Может быть, из годовых праздников это самый лучший. Праздник седьмого дня седьмого месяца прекрасен, но нет в нём ничего, что может поразить воображение[685]. Впрочем, и здесь всё зависит от того, как его устроить. Что касается девятого дня девятого месяца, то тут сразу же вспоминается пиршество прошлого года в Фукиагэ — оно действительно было изумительным. И всё-таки остальные праздники не так хороши, как праздник пятого дня пятого месяца.

— Генерал рассудил очень хорошо, — охотно согласился император. — Я и сам так думаю. Как начинаешь сравнивать годовые праздники, то убеждаешься, что ничего нет лучше, чем праздник пятого дня пятого месяца. На ветках цитрусовых ещё остаются цветы, хотя время цветения уже прошло, — и это сообщает празднику ещё большее, несравненное очарование. Кроме того, ничто не сравнится с великолепным зрелищем стрельбы из лука с коня и скачки, которые устраиваются в этот день.

Такие велись разговоры.

Это был десятый день седьмого месяца, и вечер стоял очень душный, безветренный. «Хорошо бы подул хоть слабый прохладный ветерок, — вздыхали собравшиеся. — Ведь сейчас начало осени. Пусть же дохнет на нас осенней прохладой!» Вечерние тени сгущались, и неожиданно подул ветер. Император в это время сложил:

— Веет прохладой…

Неожиданно

Ветер подул.

Спешит сообщить, что сегодня

Осень настала.

Дзидзюдэн ответила из-за занавеси:

— Действительно, сегодня больше, чем обычно, чувствуется, что наступает осень.

Лишь осень наступит,

Виден её

На всём отпечаток.

Сегодня ветра прохлада

Особенно в грудь проникает.

Император насмешливо ответил ей:

— Но пока ветер дует снаружи и ещё не проник во внутренние покои.

Разве проник уже

Ветер с известьем,

Что осень пришла,

За шёлк занавесок

Дальних покоев?

Нет ли там ветра, который говорит тебе об этом?

Масаёри сказал:

— Возможно ли такое?

Вряд ли кто-то

Приблизился с просьбой

К этим покоям.

Осень едва наступила

И вот уж проходит[686].

Наступил вечер.

Император объявил, что он возвращается в свои покои и сказал Дзидзюдэн:

— Приди ко мне хотя бы нынче ночью. Всё время я посылаю за тобой, но посыльный возвращается без ответа. Пойдём-ка вместе…

Он поднялся, а Дзидзюдэн улыбнулась:

— Даже этого посыльного могу отослать без ответа. — Но тут же добавила: — Это я говорю в шутку.

Часто шелка одежд

Летом нас разделяли.

За что же теперь

Сердиться

На ветер осенний?[687]

Не это ли имеют в виду, когда говорят, что я равнодушна?

— Я никогда так не говорил, — стал уверять её император. — Приходи скорей.

— Я тотчас же поднимусь в ваши покои, — ответила госпожа.

— Не отсылай же посыльного, как раньше. А если ты его отошлёшь, я сам приду за тобой. — С этими словами император удалился.

Все сановники со своей свитой покинули дворец. Вскоре из императорских покоев прибыл архивариус, и Дзидзюдэн отправилась к государю.

* * *

Генерал Канэмаса возвратился домой вместе с Накатада. Некоторые из сановников были назначены на ночное дежурство во дворце, а другие ушли к себе.

Отправился домой и Масаёри. Его зятья и сыновья проводили его в северные покои и разбрелись по разным помещениям.

<…>

– ‹…› Пока так шёл разговор, государь отправился во дворец Человеколюбия и Долголетия, объявил, что желает пребывать там, и велел сделать необходимые приготовления. Все придворные перешли в этот дворец, стали беседовать, и никто не заметил, как пролетело время, — рассказывал Масаёри второй жене.

— Как там живётся Фудзицубо? — спросила она.