Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 1

«Никогда не хотел,

Чтобы этот прекрасный цветок

В диком поле терялся.

Пусть вечно он украшает

Роскошную изгородь!» —

написал он и передал Накатада.

Накатада, прочитав, сразу же понял, о чём тревожился Масаёри, и написал:

«Как радуется

Оминаэси цветок,

Что самой прекрасной

Гвоздикой украсил

Ароматов собранье!»[693]

Стихотворения поднесли императору. Прочитав их, он проник в смысл каждого стихотворения. Было ясно, что принц Хёбукё имел в виду Сёкёдэн. Прочитав стихотворение Канэмаса, император подумал: «Как удивительно, что он написал всё так, как я и предполагал», а прочитав стихотворение Накатада, он начал неудержимо смеяться.

— Почему ты так понял то, что я написал? — спросил он у молодого человека.

— Я не очень хорошо проник в смысл вашего стихотворения, — ответил тот. — Но неужели я совершенно ошибся, написав ответ?

— Ты всегда ловко прикидываешься, что ничего не понимаешь, — сказал император и никак не мог перестать смеяться.

Тем временем начались соревнования. Борцы левой и правой команд выглядели великолепно. До двенадцатого тура счёт был одинаковым. «До сих пор ни та, ни другая команда не добилась победы. Сейчас нужно провести ещё один, решающий тур», — сочли распорядители.

Для участия в соревнованиях в левой команде из провинции Симоцукэ прибыл знаменитый Наминори. ‹…› Он приезжал в столицу уже три раза и в какой-то год выступил один раз в соревнованиях, а потом соперников у него не оказалось, и ему пришлось возвратиться ни с чем. Это был самый сильный борец во всей стране. Масаёри думал: «Во всей левой команде нет никого, кто бы мог выступить против Наминори. На этот раз исход соревнования определён. Но борьба между соперниками будет упорной ‹…›».

Левая сторона надеялась на Наминори, правая — на Юкицунэ, с обеих сторон горячо молили богов о победе ‹…›, но никто из борцов не мог быстро одержать победу.

Солнце ещё стояло высоко. За столом императору теперь прислуживала госпожа Сёкёдэн. Приближалось время вечерней трапезы, во время которой подле государя должна была находиться дочь главы Палаты обрядов, но она, обратившись к Сёкёдэн, сказала:

— Пожалуйста, прислуживайте государю и сейчас. Я сменю вас попозже. — И Сёкёдэн оставалась подле императора до самого захода солнца.

Соревнования были очень напряжёнными, участники из правой и левой команд выходили бороться под звуки беспрерывно исполнявшейся музыки. Император не отрываясь смотрел на это захватывающее зрелище и не обращал внимания на Сёкёдэн, прислуживавшую ему за столом. Он не замечал ни её блистательной внешности, ни её великолепных одежд. Но наконец в перерыве между схватками, когда борцы удалились со сцены, он взглянул на неё. В лучах заходящего солнца всё красивое выглядит ещё лучше — и Сёкёдэн показалась ему привлекательнее, чем обычно. Император перевёл глаза с неё на принца Хёбукё, которым в то время восхищалась вся столица, и подумал: «Нет людей, сумевших бы в подобных обстоятельствах пройти один мимо другого, ничем себя не выдав. Они видятся друг с другом, но не забываются в моём присутствии. Сразу видно, что и он, и она — люди прекрасно воспитанные. Они никак не обнаруживают перед другими своих чувств, но какими клятвами они обмениваются наедине? Они, наверное, говорят друг другу слова, достойные того, чтобы о них знал мир. Как бы я хотел посмотреть на них в то время и послушать их признания». Глядя то на наложницу, то на принца, император подумал: «А что если попросить её сказать что-нибудь принцу?» Окончив трапезу, император обратился к госпоже:

— Ты должна всех угостить вином. Особенно мне бы хотелось, чтобы ты при этом сложила стихотворение.

— Я должна прислуживать за столом вам… Мне ли подносить гостям вино? — ответила та.

Принц Хёбукё не пропустил мимо ушей её слов и воскликнул:

— По случаю нынешнего праздника всем нужно поднести рюмочку!

— Думаю, что упившись, многие сегодня не смогут подняться, — засмеялся император.

— Тот, кто упадёт, может быть, победит в будущем[694], — ответил на это принц.

Император заметил, что принц не может скрыть своих чувств, и с искренним участием подумал: «Как он страдает! Они прямо созданы друг для друга. Некого попросить поднести вино Сёкёдэн. Что если попробовать самому?» — решил он про себя и, взяв чашу, обратился к наложнице:

— Как больно мне знать,

Что воин суровый

Образ милый в сердце хранит!

Но две стрелы рядом увидел —

И глаз не могу оторвать…[695]

Поэтому я никого не упрекаю.

Он передал чашу Сёкёдэн.

Госпожа, получив чашу, ответила:

— Любят судачить

Попусту люди.

Нелепые слухи

Негодованьем

Сердце мне наполняют —

и послала чашу наследнику престола.

Он взял чашу и, в свою очередь, произнёс: