— Чтобы над бездной проплыть,
Длинный шест
Корабельщику нужен.
Так и тебе запастись
Нужно долгим терпеньем[541].
Правый генерал пропел на мотив песни «Море в Исэ»:
— Не может коснуться
Дна длинный шест…
У кого ещё ты найдёшь
Такое глубокое сердце,
Как у корабельщика?[542]
Наконец Канэмаса сошёл на берег. Чины Правой и Левой личной императорской охраны, играя на музыкальных инструментах, заняли места рядом друг с другом. Туда же, на берег реки, для совершения церемонии очищения прибыл принц Хёбукё. Масаёри обрадовано вышел ему навстречу и привёл к гостям.
Тем временем от наследника престола прибыл один из архивариусов с посланием для Атэмия. В письме было:
«Ты так давно
Жестока ко мне,
Что даже праздник
Очищения сегодня
Тебе не будет полезен».
Атэмия на это ответила:
«Лучше не попадаться
На глаза человеку,
Такому, как нуса большая.
В день очищения прошу я богов,
Чтоб мы никогда не встречались[543].
Но молитвы мои сегодня боги услышат».
Вместе с письмом она велела пожаловать посыльному полный женский наряд[544].
С наступлением вечера госпожи приказали поднять полотнища и поставить вместо них переносные занавески из свисающей бахромы и смотрели, как среди гладких камней и уступов скал пенится река, как низвергаются водопады. Прислуживающие Атэмия дамы: Соо, Тюнагон, Хёэ, Соти-но кими — с красивыми служаночками расположились на скалах, поставили перед собой кото, начали играть на них и попросили присутствовавших петь. Дочери Масаёри были всем этим очарованы. Накатада приблизился к шатру Атэмия и вступил в разговор с Соо. Глядя на пенящуюся между камней воду, он произнёс:
— Не угасает
В прибрежных камнях
Пламя любви,
И бурно клокочет
Меж ними вода.
Хоть я и ничтожный человек, не замолвишь ли ты за меня словечко?
Соо ответила:
— По мелкому дну
Меж камней
Несётся пенная влага.
Но куда там кипеть! —
Чуть тепловата она.
Советник Санэтада вручил Хёэ письмо для передачи Атэмия. Он слышал, как девицы смеялись, читая его предыдущее послание; ответа же Санэтада не получал. И теперь он написал вот что:
«Столько писем
Тебе я пошлю,
Что устанет
Читать их
Тьмущая тьма богов».
И на это письмо она ему не ответила.
Когда стемнело, начались священные пляски, которые продолжались всю ночь, а затем начали выкликать талантливых людей[545].
Принц Хёбукё сказал:
— Велик талант у тонких людей!
Он поднялся на скалу перед шатром, в котором находилась вторая жена Масаёри, и обратился к ней:
— За все эти месяцы я не получил ни одного письма, которого так жаждет моя душа. Сегодня ночью даже боги выполняют просьбы смертных. Между мною и твоей дочерью существуют родственные узы, я все эти годы посылаю ей письма, но она не обращает на них никакого внимания, как будто я совершенно посторонний. Не скажешь ли ты ей, что со мной не следовало бы так обращаться?
— Мне думается, что во время очищения боги думают совсем о другом, — улыбнулась она. — Твоё положение мучительно. Если бы ты раньше обратился, ты бы уже так не беспокоился: я бы давно рассказала ей о твоих чувствах.
— Многие пишут ей письма, но она относится так жестоко только ко мне, — продолжал принц. — Непрерывно меня мучит ревность. И пусть даже мне грозит гибель, теперь у меня нет сил остановиться.
— Скажу тебе не обинуясь: если бы у нас была дочь на выданье, то и вопроса бы не было, но сейчас никого нет. Я сама жалею об этом. Так что отложим на некоторое время наш разговор.
— Через некоторое время меня уже не будет в живых и говорить будет не о чём. — С этими словами принц простился с сестрой.
На рассвете стали вручать подарки: сановникам и принцам — женское платье, музыкантам — штаны из белого полотна, правому генералу — превосходных коней и соколов.
Затем все отправились по домам.
Когда семья Масаёри возвратилась домой, от наследника престола принесли гвоздику с письмом:
«Вечного лета цветы!
В доме моём, где один я
В постели лежу,
Больно глядеть мне,
Как вас всё время срывают[546].
Сейчас жизнь мне стала противна».
Атэмия ответила ему:
«Каждый вечер ложатся
Капли белой росы
На гвоздики цветок.
Кто это видел,
Чтоб он один оставался?»[547].
Много дней подряд на небе ярко светило солнце. В это время советник Санэтада прислал письмо: