Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 1

— На этом пиру присутствуют, как мне кажется, все, кого нельзя обойти в нашей столице, по этому случаю поднимем чаши. Но ведь и Санэтада проживает в вашем доме, почему же его не видно здесь?

— Мне сказали, что он нездоров, — ответил тот.

— Странно, — промолвил министр. — Он всегда мог повалиться здоровьем. С чего это он стал так часто болеть? Я уже давно хотел поговорить с вами кое о чём. Может быть, мы поговорим об этом сегодня, за чашей вина? Вы согласились, чтобы ничтожный Санэёри женился на вашей дочери, почему же вы не принимаете в дом Санэтада? У меня много сыновей, но этого я люблю больше всех. Пожалуйста, отнеситесь нему так, как будто это ваш любимый Накадзуми.

— Чтобы относиться к нему так, как к Накадзуми, я должен знать про него всё, — рассмеялся хозяин и добавил серьёзно: — Я действительно должен знать своего зятя досконально. Но у меня нет дочери, которая была бы парой вашему сыну. К тому же, что сейчас говорить, ведь уже наступит пятый месяц[517].

— Ну, подобные отговорки он слышит от вас уже очень давно, — сказал министр, беря в руки чашу с вином, —

Длится бесконечно

Кукушки плач…

Ведь каждый год

Ей повторяют,

Что пятый месяц настал[518].

Масаёри на это ответил:

— Среди цветущих

Ветвей померанца

Ночует кукушка.

Вот и льёт беспрерывно

Пятого месяца дождь[519].

Вся ночь прошла в развлечениях. Сановники и принцы получили по полному женскому наряду, главным конюшим и военачальникам Правой и Левой императорской охраны преподнесли ‹…›, а для чинов ниже их к подаркам добавили штаны из белого полотна. Чинам, зажигавшим факелы, слугам в конюшнях и слугам, искусным в исполнении песен и плясок восточных провинций, преподнесли шёлк и полотно. Гости пировали до рассвета, и ранним утром все отправились по домам.

* * *

Наследник престола прислал письмо Атэмия:

«Так длинен корень ириса,

Что вошёл в поговорку.

Но длиннее ещё

Пятого месяца дождь.

Сможет ли вытерпеть сердце?[520]

Жалеешь ли ты меня? Поскорее переехала бы ты ко мне во дворец!»

Атэмия на это ответила:

«Хотеть сказать

И не мочь говорить

С чем сравнится это мученье?

В поговорку войду,

Страданий не зная конца».

От принца Хёбукё пришло письмо:

«Мыслями о другом

Был отвлечён до сих пор.

Летом стали густы

Деревья на склоне горы.

Нет конца стенаньям моим»[521].

От правого генерала Канэмаса пришло письмо:

«Уныньем охвачен,

Ко всему безучастно

Стало сердце моё.

Как долго длятся

Летние ночи!»

Пришло письмо от советника министра Масаакира:

«Как жаль, что проходит

Месяц пятый, когда о тебе

Думать нельзя,

Но можно внимать повторенью

Названья ооти цветов»[522].

Пришло письмо от Минамото Санэтада:

«Давно в реке слёз

Должен был утонуть.

И если ещё я плыву,

То лишь для того, чтоб в мыслях

Страдать о тебе…

Я не сокрушаюсь о том, что сгубил себя, меня печалит только то, что не могу достичь желаемого».

Читая письмо, Атэмия почувствовала жалость к молодому человеку, но отвечать не стала.

От принца Тадаясу пришло письмо:

«Легкомыслия нет

В думах моих о тебе.

Так почему же сейчас

Я уплываю

По реке слёз?»[523]

Пришло письмо от Судзуси из провинции Ки:

«Ещё не зная,

Как сможет оно

В высокое небо подняться,

Белое облако

В долине грустит»[524].

В последний день пятого месяца Накатада прислал Атэмия подгнивший мандарин, написав на нём:

«Ждал, когда цитрус

Поспеет, но сгнил он

В месяце пятом.

И летнее очищенье

Мне теперь безразлично[525].

Как ужасно, что проходит пятый месяц с его дождями!»

Пришло письмо от императорского сопровождающего Накадзуми:

«Завидую бабочкам:

Летом, летя на огонь,

Сгорают они мгновенно.

Если б и я с ними летел,

Нашёл бы от мук избавленье».

Пришло письмо от младшего военачальника Личной императорской охраны Накаёри:

«Уныньем объят,

Гниёт

Мандарин одинокий.

Скоро на ветке повиснет

Лишь кожура пустая»[526].

Пришло письмо от Юкимаса: