Повесть о детстве

Взрослые люди не бегают. Но в зтот день Сёма как-то забыл, что он взрослый человек. Только что его видели возле базара, а через пять минут он уже сидел дома у Лурии. Удивлённый сапожник не верил своим ушам: неужели этот мальчик сумеет сделать дело? Но Сёма так рассудительно и спокойно рассказывал о беседе с Фрайманом, что Лурия уже видел своего сына Биню навеки освобождённым от военной службы. Один лишь Биня, молчаливый и малоподвижный, недоверчиво смотрел на

Сёму, уверенный, что мальчик хочет поживиться возле чужого горя. Говорил он медленно, растягивая слова, припевая, и Сёме казалось, что он спит стоя.

— Папа,— спрашивал он,— так вы хотите, чтоб я ехал ним?

— Попробуй,—отвечал отец.

— Л п чьём кармане будут деньги? — тревожился Биня, сердито глядя па Сёму.

Б твоём, в твоём! — успокаивал его отец.

По Миия опять недоверчиво качал головой и щупал Сёму испуганными глазами. Он был уверен, что Сёма — жулик и обязательно обманет его... Сёма вздохнул и обиженно отошёл в сторону: оп и раньше слышал, что у Бини нет лишнего ума. Но сегодня Сёма убедился, что у него и на самого себя ума не хватает.

Оставалось ещё получить разрешение «мамаши» на поездку в город. Приняв кроткий, смиренный вид, Сёма вошёл в контору. «Мамагпа» стояла у окна и, подняв па свет кредитку, рассматривала водяные знаки.

— Что ещё? — строго спросила она, увидев Сёму.

— Ещё,— пустился на хитрость Сёма,— я хотел попросить два рубля взаймы.

«Мамаша» испытующе взглянула на Сёму и, молча подойдя к столу, протянула две бумажки:

Отдашь и среду с полтинником.

«Она с ума сошла,— подумал Сома, глядя па худой клюв «мамаши».— Целый полтинник! Где это виданы такие сумасшедшие проценты?» По спорить нельзя было — покорно поклонившись, оп пошёл к дверям. У самого порога он остановился и вновь повернул к старухе.

— Что ещё? — повторила она удивлённо.— Ты хочешь сказать спасибо? А разве я не понимаю? Я тоже была молодая...

«1]у, положим,— улыбнулся Сёма,— это было очень давно».

— А молодости,— продолжала «мамаша»,— всегда нужны деньги.

— Я имею к вам ещё одну просьбу,— покраснев, торопливо заговорил Сёма,— отпустите меня на два дня в город. Там моего дедушки сестры дочери сын...— Оп остановился, подыскивая нужные слова и не зпая, что же всё-таки сказать о сыне дочери дедушкиной сестры.

— Хорошо,— неожиданно согласилась «мамаша»,— я тебе д ш пакет, и ты его занесёшь. И, если тебя спросят, как моё здоровье, скажешь, что я еле дьгшу.

— Чёрта с два,— прошептал про себя Сёма, забирая у «мамаши» письмо,— такие тощие сто лет живут...

Он вежливо поклонился и вышел из комнаты. Два рубля Сёма завязал в платок и спрятал — тратить он их не собирался и занял только для того, чтоб умилостивить «мамашу». Но... Но, если в какой-нибудь городской лавке продаётся чёрный шарф, он не пожалеет денег и купит бабушке подарок. Чёрный кру-жевной шарф — какая это красота! Сёме казалось, что во всём смете нет вещи более нарядной и более дорогой. Но бабушка, о которой только что он так тепло думал, встретила его сурово:

— Что это ещё за поездка в город? Ты посмотри на меня, я когда-нибудь уезжала из дому? А тебя песет!

— Я еду с сыном Лурии,— оправдывался Сёма.

— Даже с самим Лурией,— не сдавалась бабушка,— даже < его дедом и его прапрадедом... Нет, вы подумайте,— обратилась она неизвестно к кому,— пускать мальчика одного в город! Чтобы, не дай бог, попал под конку, или отравился, или упал в воду!

— А мост? — искал спасения Сёма.— А колокольчик на конке?

Но бабушка не слушала его, и Сёма с обидой думал: «Кричишь на меня, а я ещё собирался тебе шарф купить!» Собственное великодушие казалось Сёме таким огромным, а бабушкина строгость такой невыносимой, что он чуть не заплакал. Но бабушка не могла долго сердиться. Через полчаса, видимо решив что-то, она подошла к Сёме:

— Хорошо. Если ты поедешь, что ты возьмёшь с собой?

Услышав это «если», Сёма мтиовепио ожил, он готов был

согласиться на суп, и на кашу, и на пышки, и на что угодно.

— Эх,— вздохнула бабушка,— если б ты мне сказал о поездке раньше на день! Я поджарила бы котлетки, испекла пирожки с капустой... Только ты,— неожиданно загорелась бабушка,— только ты не прыгай, пока лошади не остановятся! Понял? Ещё не хватает мие внука под колёсами!

* * *

И вот опи едут. Трясётся телега по пыльной дороге, скрипят колёса, лениво бегут непослушные кони.

— Вье! — кричит возница, размахивая кнутом.— Куда вы едете, проклятые!

А «проклятые» сворачивают то влево, то вправо, и телега трясётся ещё больше.

— Вье! — кричит возмущённый возница.— Чего вам не хватает, проклятые,— боли в животе?

Кони молчат, и возница опять спрашивает их о чём-то.

На сене сидят пассажиры. Сена мало, то и дело кто-то вскакивает — это неожиданно обнаружился гвоздь в телеге или крючок.

— Что вы лошадей пугаете? — обрушивается на пассажира хозяин.— Подумаешь, какой-то там гвоздик! Вам надо ехать на дутых шинах!