Повесть о детстве

Сёма быстро прикинул: два ведра — копейка, двадцать вёдер — десять копеек. В месяц это триста копеек. Триста копеек — три рубля. Три рубля на земле не валяются!

— Хорошо, я согласен.

* * *

Утром, ничего не сказав дома, Сёма побежал к своему компаньону. Герш пил чай из блюдечка, крупные капли пота выступили на его высоком лбу.

— Ты уже пришёл? В добрый час!

— В добрый час!

— Иди во двор. Надо напоить коня, поскоблить и запрячь.

Сёме не очень понравилось такое начало, но он промолчал.

Сразу ж нельзя стать вторым хозяином. Но всё дело в том, что он просто боялся подойти близко к этой проклятой лошади, чтобы её чёрт забрал. Тощая, тощая, а если она ударит копытом, допустим, в живот — конец Сёме. А рот какой — боже мой! — там лежит язык, как десять Сёминых языков, и всё время плюётся. Может быть, у этого друга насморк, но к нему подойти страшно! Отважившись, Сёма поставил ведро с водой и, толкнув его слегка ногой, отбежал в сторону. Обошлось благополучно. Наполеон — так звали рыжего коняшку — укоризненно взглянул на Сёму и с жадностью окунул морду в ведро. Вышел Герш. Заткнув за пояс кнут, он подошёл к Сёме и строго сказал:

— Я вижу, у тебя под руками пе горит! Ну, смотри-ка сюда...

Через пять минут они были у колодца. Сидя рядом с Тёршем, Сёма старался не смотреть по сторонам, ему было стыдно. Но потом он подумал: «Что здесь стыдного?» — и, выпрямившись, даже нарочно стал заглядывать в лица прохожим. Когда Герш кричал: «Эй!», Сёма, стараясь подделаться под грубый голос возницы, тоже кричал: «Эй!» Герш возмущённо ругал проклятого Наполеона, и Сёма важно хлопал кнутом по тощей спине коняшки. Кому-кому, а Наполеону стало вдвое тяжелее...

Проехав молча несколько улиц, Герш гордо сказал:

— Ну как, приятно с Гершем ехать?

Сёма промолчал. Сидеть возле толстого водовоза было жарко, смотреть в зад коню — скучно, таскать воду — трудно.

— Такой мальчик, как ты, должен был бы догадаться.

— О чём?

— С чем ты едешь? Ты едешь с водой. С кем ты едешь? Ты едешь с Гершем! Так все должны это знать.

И вот дребезжит по жёлтой пыли тачанка, стучит о колеса жестяное ведро, и па всю улицу раздаётся звонкий голос Сёмы:

Вода, вода, чистая вода,

С самого колодца чистая вода!

Сладкая, холодная, чистая вода!

Ведро — грош, ведро — грош,

Всё равно как даром!

* * *

...Опустившись в изнеможении на землю, Сёма смотрит на Герша:

— На сегодня хватит?

— Да. Почин дороже денег.

— А сколько же я заработал?

— Сколько? Ты уже хочешь знать, Старый Нос? Сейчас посчитаем.

— Я считал.

— Молодец! Я тоже считал. Мы отпустили шестьдесят вёдер. Так? Так. Магазаники брали у меня воду вчера? Брали. Шесть вёдер долой. Гозманы брали у меня воду и вчера? Шесть вёдер долой. Фрайманы брали и вчера? Четыре ведра долой... Гинзбурги брали и вчера? Три ведра долой... Итак, остаётся двадцать вёдер — это новые клиенты, которых мы получили уже с тобой вместе. Значит, честно ты заработал одну пятую с двадцати — это будет четыре. Четыре — зто будет две копейки. Две копейки всё равно как у тебя в кармане. Получишь в четверг. Хорошо?

Сёма молчит. Если бы он был сильнее, он ткнул бы этого Герша с его арифметикой головой в ведро. Такой прохвост! Отпустили шестьдесят, а считает двадцать. Но ведь те сорок вёдер он своими руками из колодца вытянул и в дома занёс. Почему же Герш кричит долой? Почему?

Медленно, опустив голову, идёт Сёма домой. Если так действительно живёт вице-губернатор, то Сёма ему не завидует.

* * *

Дедушка бегает взад и вперёд по комнате. Устав, он садится на стул и сердито говорит:

— Кто вас просит? Эта выдумала обеды. Я же говорил, что это пустая затея,— нет, не послушалась. И что теперь? Ничего. Один срам. А этот совсем с ума сошёл. На бочку полез. Водовоз! Это мне больше всего нравится. Умнее ты не мог ничего придумать. А? Я тебя просил или бабушка тебя просила? Или ты думаешь, что если папы нет, так ты сам себе хозяин?

Дедушка закуривает папиросу и тихо, непривычно строго говорит:

— Довольно! Чтоб вы больше ни в какие дела не совались. Я поступаю на службу.

* * *

Хорошо, дедушка поступает на службу, хорошо, даже превосходно! А кто вернёт Сёме заработанные деньги? Даже те несчастные две копейки, про которые Герш сказал, что они всё равно как у Сёмы в кармане, даже те четыре гроша он не отдаёт. Почему, спрашивается? «Сёма нарушил договор. Ещё с него следует неустойка».

Вот и сговорились с этим старым прохвостом. Недаром он живёт, как министр!

СЕМА ИЩЕТ СВОЮ ЗЕМЛЮ

Перемены, перемены, перемены. Дедушка служит. У дедушки есть должность, и он теперь совсем редко бывает дома. Но бабушка довольна. О, она уже не будет дурой: если дедушка принесёт в дом рубль — что бы там ни было, десять, двадцать

копеек она отложит. Пусть лежат на чёрный день. И главное — надо экономить: обед на три дня, кушать побольше зелени, не обязательно готовить мясное (это даже вредно), получше торговаться на базаре и вообще не строить из себя большую барыню.