Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

А помимо высокой политики в Народном собрании шла полемика по вопросу о «переустройстве кооперативов» (что-то типа коллективизации, но специфической). Совсем уж единоличников в Болгарии почти не было, крестьяне (в основном середняки, ибо латифундисты считались на сотни, а бедняки — на немногие тысячи) давно уже так или иначе скооперировались, и это вполне всех устраивало, кроме, конечно, «красных», желавших взять сельское хозяйство под контроль и создать «единую государственную кооперацию». Против этого крестьянство, естественно, возражало, а возражая, тянулось к Петкову.

Подписание мирного договора

НЕ МЕСТО ДЛЯ ДИСКУССИЙ...

Короче говоря, лидер «Федерации сельского и городского труда» бил наотмашь, по всем уязвимым точкам. Звучало логично, выглядело убедительно, на компромиссы идти Петков не собирался, и очень четко прорисовывалась перспектива затяжных дебатов, на которые рано или поздно обратят внимание Штаты. Допускать такое «красные» не имели ни малейшего желания, поскольку в смысле демократичности и прочих прав человека и гражданина альтернативный проект был куда лучше проработан. Ждать не то чтобы не хотелось — ждать запрещала Москва, требуя решать вопрос поскорее, — и ЦК дал отмашку раскручивать предназначенный на крайний случай вариант «Б», над которым работали около года.

28 мая, за сутки до того, как Петков поднялся на трибуну с текстом проекта, на стол тов. Димитрову лег доклад главы МВД. Тов. Югов уведомлял премьера, что в распоряжении безпеки имеется «серьезный обвинительный материал против г-на Петкова», в связи с чем ведомство, которым тов. Югов имеет честь руководить, ходатайствует о лишении Николы Димитрова Петкова «и ряда его коллег по фракции» депутатской неприкосновенности и выдаче разрешения на их арест.

Далее, как отмечает в своем исследовании Татьяна Волокитина, можно лишь догадываться, но, судя по всему, окончательное решение о судьбе оппозиции и лично ее не в меру голосистого шефа принималось 30 мая. Во всяком случае, вечером этого дня, сразу по окончании длиннейшего заседания Политбюро, тов. Костов вылетел в Москву, а 2 июня, получив телефонограмму из Кремля, тов. Кирсанов, посол СССР, попросил о встрече с тов. Димитровым и, конечно, немедленно был приглашен. О чем говорили, неведомо: протокола нет, так что остается судить по логике развития сюжета.

5 июня — на следующий день после того, как Сенат США наконец-то ратифицировал мирный договор, — спикер Васил Коларов, открыв очередное заседание, заявил, что должен донести до господ депутатов важнейшую информацию, и зачитал справку, якобы только утром присланную из МВД. (К слову, полная стенограмма этого заседания есть в Сети — правда, на болгарском, и впечатление производит, скажу я вам, весьма гадкое, словно бредешь сквозь какую-то удушливую серую зону.)

В общем, если коротко, то... Ровно за четыре месяца до того, тоже по запросу тов. Югова, парламент дал согласие на арест одного из оппозиционеров, некоего Петра Коева (близкого сотрудника Петкова), подозреваемого в связях с подпольной военной организацией «Нейтральные офицеры», о которой мы уже говорили (ага, те самые 13 человек, ничего кроме разговоров не предпринимавшие). И за истекшее с момента ареста время этот человек якобы дал подробные показания — в частности, признался в том, что в 1945-м некий полковник Стефан Аврамов, его школьный друг, попросив о встрече, рассказал о заговоре и поинтересовался, как отнесется г-н Петков к формированию военной секции своего БЗНС. Петков, однако, по словам Коева, категорически отказался, сообщил обо всем Дамяну Велчеву, тогда еще всесильному военному министру, и велел Коеву прекратить контакты с Аврамовым, о чем Аврамов, будучи арестован, рассказал следователю безпеки, и это стало причиной ареста Коева, который всё подтвердил.