Поцелуй смерти

Вампиры не просто убили двух копов: они убили двух человек, которые стояли бы с нами плечом к плечу возле их двери. Они убили двух наших, а это непозволительно. И часть энергии, пока мы ждали, бралась оттого, что мы не просто выследим сегодня врагов, мы их убьем, и все это дозволено и законно. Мы их выследим и казним. Формально говоря, это будет выполнением ордера на ликвидацию, потому что сейчас ордер у нас есть, но для меня это будет просто охотой на вампиров при поддержке СВАТ.

Адресов было три, поэтому я была маршалом на одном, Ларри – на втором, а с третьей группой шел федеральный маршал Арлен Брайс, самый новый в нашем Противоестественном отделе. Он из нового поколения наших маршалов, в прошлом – обычных полицейских со стажем не менее двух лет, обученных противоестественной работе на курсах, а не на практике. Мне еще не встречались маршалы после курсов, и притом чтобы прежняя работа в каком бы то ни было полицейском подразделении дала им навыки, необходимые для охоты на вампиров и диких оборотней. Именно для охоты, потому что со значком там или без него, маршалы противоестественного направления – легализованные убийцы. Да, мы убиваем ради спасения жизней, но главная наша работа в этом и состоит – убивать. Полицейские спасают людям жизнь, и большинство свои двадцать лет служат, даже ни разу не вытащив оружия на службе. Почти каждый маршал противоестественного направления убивает хотя бы одного вампира в первый же месяц службы, иногда и не одного. Если кто думает, что убивать вампиров – совсем не то, что убивать обычных людей, пусть попробует этой работы, а потом посмотрим, что он скажет. Мне приходилось на службе убивать и людей, и, честно говоря, разницы особой нет, кроме той, что человека убить легче.

Но федеральный маршал Арлен Брайс еще этого не знал.

Рост у него пять футов восемь или девять дюймов, волосы короткие, но красиво стриженные, того неопределенного цвета, который и не темный, и не совсем светлый. В детстве я называла его светло-русым, но одна моя одноклассница, у которой волосы были почти такие же, меня проинформировала, что такой цвет называется «оттенок шампанского». Моя мачеха подтвердила, что цвет называется именно так, хотя в народе он зовется песочным. Детский позор мне запомнился, и потому цвет волос Брайса для меня неизвестен, пока он сам мне не скажет. Глаза светло-карие, почти янтарные, так что даже их в строгом смысле «карими» не назовешь.

В остальном довольно-таки типично красив, непринужденная улыбка слегка асимметрична, что увеличивает его обаяние – благо таковое есть. Когда рядом с ним оказывается детектив Джессика Арнет или любая другая женщина-полицейский, их реакция дает мне понять, что такой близкий к ординарному тип красоты их вполне устраивает. Арнет наконец преодолела свое увлечение Натэниелом, моим возлюбленным, с которым мы живем вместе. Меня она все еще недолюбливает. У нее такое чувство, что моя скрытность насчет Натэниела ее унизила, когда она стала к нему подбивать клинья. Некоторым людям всегда нужен виноватый.

Мы с Зебровски пробирались мимо всех лишних людей, что болтаются в помещении РГРПС. Спать мы не собирались, поэтому решили зайти поесть в один ресторан, который нам обоим нравится. Первый признак, что позади нас маршал Брайс, прозвучал в виде голоса детектива Арнет:

– Брайс, привет! Пойдем поедим?

– Я искренне ценю ваше предложение, детектив, но я уже обещал пойти поесть с детективом Зебровски и маршалом Блейк.

Тут мы с Зебровски остановились на месте. Переглянулись. Я поняла, что для него это тоже новость. Мы повернулись с непроницаемыми коповскими физиономиями и ждали, пока Брайс поравняется с нами, – будто так с самого начала задумано.

Следующий предложил поесть Ларри, но Брайс улыбнулся и ответил:

– Спасибо, маршал Киркланд, в следующий раз обязательно.

Ларри тронул его за рукав и спросил:

– А каким маршалом ты хочешь быть, Брайс?

Брайс от этого вопроса остановился, повернулся к Ларри, оглянулся на нас с Зебровски. Улыбнулся.

– Таким, который хорошо делает свою работу, маршал Киркланд.

Он продолжал улыбаться, но выражение его глаз переменилось. Он смотрел не на нас, а сбоку не так хорошо видно, но что-то было такое в этих золотисто-карих глазах, что Ларри опустил руку.

– Я свою работу делаю хорошо, – сказал Ларри.

Слова прозвучали тихо, но попали в тот странный момент тишины, что бывает в набитых народом помещениях. Все одновременно замолкают, и вдруг становится слышной всем чья-то последняя фраза.

– Я не сказал, что это не так, – ответил Брайс, но отошел от Ларри. Ларри вспыхнул, но не от смущения – это был гнев.

– Я знаю свое дело!

Лицо у Брайса было серьезным, почти печальным, но я думаю, только мы это видели. Он снова надел на лицо улыбку, повернулся к Ларри посреди все еще тихой комнаты.

– Повторю свои слова, маршал Киркланд: я ничего иного не говорил.

– Не дай ей сделать из тебя убийцу.