Поцелуй смерти

Она сдала нам своих друзей. Назвала три разных дневных убежища. Рассказала, где стоят гробы, и где они прячутся от солнца, и где их найти, когда взойдет солнце и они будут беспомощны.

Я задала последний вопрос:

– Они все такие же недавно мертвые, как и те, что были здесь?

Она кивнула и вытерла розоватую слезу о куртку, проведя по ней щекой, будто ей случалось уже быть в цепях и она знала, как вытирать слезы без рук. Я подумала, насколько же ужасна ее жизнь нежити была до сих пор.

– Кроме Бенджамена, он старше. Он давно мертв.

– Как давно?

– Не знаю, но он еще помнит совет в Европе, и не хочет, чтобы здесь было то же самое.

– Значит, Бенджамен из Европы, – сказала я.

Она снова кивнула.

– Давно ли он здесь, в Штатах?

– Не знаю. Акцента у него нет, но он многое знает. Он знает про совет и про то, какие ужасы совет здесь творил, и что заставлял делать других вампиров. Он говорит, что совет лишает тебя воли, ты делаешь, что тебе велят твои хозяева-мастера, и отказаться не можешь. Мы не хотим быть рабами Жан-Клода или твоими!

В эти слова она вложила серьезный вызов. Я улыбнулась:

– Потом увидимся.

Она сперва не поняла, потом испугалась.

– Я тебе все рассказала, что ты хотела! Как ты сказала, так я и сделала!

– Рассказала, и сейчас тебя уведут в камеру, пока я тут буду вскрывать твоего друга. Тебе не придется смотреть, как мы тебе и обещали.

– Так зачем нам потом видеться?

– Анита, все уже, – сказал Зебровски. – Больше ее пугать не нужно.

Я посмотрела в его серьезные глаза за очками и двинулась обратно к телу на брезенте.

– Ладно, уводите ее отсюда.

– Нет! – возразила Шелби – Зачем нам потом видеться?

Полицейским пришлось тащить ее к выходу. Она не то чтобы сопротивлялась – просто сама не шла.

– Ты хотела уйти. Уходи, – сказала я.

– Зачем мы потом увидимся?

Я посмотрела на Зебровски. Мы обменялись долгим взглядом, и он едва заметно кивнул.

Сняв лицевой щиток, я посмотрела в ее бледное перепуганное лицо:

– Потому что все плохие непослушные вампирчики встречаются в конце концов со мной.

Она задрожала, затряслась все более крупной дрожью, так напуганная, что уже совсем не владела телом.

– Почему?

Не знаю, слышали ли ее другие. Я только видела, как шевельнулись губы.

– Потому что я – Истребительница. А ты участвовала в убийстве двух человек.

Она потеряла сознание. Колени подкосились, голова повисла, и только полицейские под руки поддержали ее вертикально. Потом вынесли в дверь, которую придержал им Зебровски. Парни из СВАТ пошли следом: как бы там ни было, а их задание было – следить за вампиром.

Мы с Зебровски остались в пустой комнате. Я повернулась к телу, снова опустив лицевой щиток.

– Что ты делаешь? – спросил Зебровски.

– Свою работу.

– Можем вообще-то отвезти тела в морг, по-нормальному, и Киркланд их не хуже тебя сможет заколоть и расчленить.

Я посмотрела на Зебровски:

– А я тем временем что буду делать, пока Ларри работает?

– Поедешь с нами по адресам, которые она нам дала.

– Мы же хотим подождать рассвета, Зебровски. Нет же других заложников, которых надо спасать.

– Значит, просто ждем рассвета? – спросил он.

– Да, – ответила я.

– Все равно я хочу, чтобы ты была с нами. Эту работу может сделать Киркланд, а я хотел бы, чтобы в бою спину мне прикрывала ты.

– Если ждем до рассвета, то боя не будет.

– Может быть. Но на всякий случай ты поезжай с нами. Оставь Киркланда подчищать хвосты.

Я снова подняла щиток на лице и посмотрела на Зебровски.

– Ты и в бою Ларри не доверяешь?

– Скажем так: никогда ни один вампир не упадет в обморок от страха перед ним.

– Дипломатично.

– Я слышал, как он отказался помочь нам в допросе задержанных.

– Он отказался вскрывать мертвых напоказ живым. Сказал, что это зло, сказал, что я ничей не ручной монстр, и если кто-то и делает из меня монстра, так это я сама.

Зебровски опустил взгляд, сжал губы в ниточку. Когда он поднял глаза, в них была злость.

– Он не имеет права такое тебе говорить.

Я пожала плечами:

– Правда есть правда.

Он положил руку мне на плечо, заставил посмотреть на себя.

– Правда совсем другая. Ты делаешь то, что нужно делать для работы. Ты каждую ночь спасаешь не одну жизнь. Кто скажет другое, тот соврет. Особенно если он сохраняет чистыми руки, потому что грязную работу делаешь ты.

Я улыбнулась, но не слишком радостно:

– Спасибо, Зебровски.

Он рукой стиснул мне плечо:

– Анита, нельзя, чтобы из-за него ты плохо о себе думала. Он такого права не заслужил.

Я подумала о его словах:

– Ты поэтому не очень стремишься, чтобы он с тобой работал?

– Ответ ты сама знаешь.

Я кивнула.

– Анита, ты не монстр.

– Ты сказал, что мы потом поговорим о том, что случилось с Биллингсом.

Он улыбнулся, но тоже не очень счастливо, мотнул головой, убрал руку с моего плеча.

– Тебе обязательно по всем острым местам пройтись собственной шкурой?

Я кивнула. Опять же это правда, что тут спорить?

– Ты ему вывихнула мозги, как вампир.

– Я не хотела.

– Что ты с ним сделала?

– Я вроде как поглотила его гнев.

– Поглотила?

– Да.

– Как?

Я пожала плечами:

– Ну, это такая метафизическая способность.

– Другие эмоции ты можешь поглощать?

Я мотнула головой:

– Только гнев.