Некоторое время – потом, когда я узнала об истинном смысле деятельности Никиты, – я, вспоминая это бесследное исчезновение, думала, что Корсак и в самом деле был им убит. Не скажу, что меня это тревожило или как-то беспокоило… сознаюсь, меня вообще в жизни ничего не тревожило и не беспокоило, кроме бесплодных, отчаянных, злых мечтаний о Никите… Остальное как бы проходило мимо моего сознания, все эти мужчины, которые были в моей жизни, и мои мужья, и дети, их болезни, их горести, даже потеря родины, даже война – все это были такие несущественные мелочи перед моей главной бедой, отравившей мне жизнь… Некоторые считали меня восхитительно сдержанной, некоторые – отвратительно равнодушной, да мне и на тех, и на других всегда было плевать! То есть участь Корсака меня не волновала, а просто интересовала.
Разумеется, у меня хватило ума не спрашивать о нем Никиту, и прошло уже два десятка лет, когда, незадолго до 1940 года, мы с моим вторым мужем поехали в Цюрих – и, вообразите себе, на вокзале накануне отправления встретили Корсака.
Наверное, эта встреча может показаться чем-то театральным, хотя для нас, русских эмигрантов, в таких ситуациях не было ничего ни надуманного, ни особо чудесного. Не зря говорят англичане: life is stranger than fiction – жизнь невероятней, чем выдумка! Мы все знали такие поразительные встречи, они в те времена, когда Россия с места сдвинулась, стали почти обычным явлением. Моя подруга Катя Ионина, добравшаяся до Константинополя в 1919 году на английском военном корабле с мужем, была уверена, что отец ее пропал без вести, как вдруг встретила его в константинопольском трамвае!.. Вот где чудо, а моя встреча с Корсаком… это так, закономерность судьбы, которая любит поставить точки над i.
Выглядел Корсак вполне презентабельно, хотя и путешествовал не первым, как мы, а вторым классом, только был чем-то очень озабочен. Самое смешное, что он меня не узнал, а я так узнала его сразу, хотя внешность его, пусть и, безусловно, приятная, не обладала той способностью поражать память, какой обладал Никита. Конечно, я не напомнила ему о себе, а просто поглядывала на него, исподтишка то улыбаясь, то хмурясь. Его вспомнил не разум мой, а мое тело. Ну, все-таки он был мой первый мужчина, и наш с ним секс (выражаясь принятым теперь словечком), что скрывать, вышел изумительным… правда, я была убеждена, что занимаюсь любовью с другим мужчиной, однако удовлетворил-то меня тогда именно Корсак! И удовлетворил не единожды, это я до сих пор помню!
Можно признаться теперь, когда горение естества моего уже утихло (хоть не утихло прежнее сердечное волнение!), что ни один из моих мужей и любовников не доставлял мне такого несравненного удовольствия, как ненавидимый мною Корсак. Никогда ничего подобного я больше не испытала! Уж не знаю, в чем здесь дело, в его ли особенных способностях или в моем настрое в ту ночь, однако я всегда и со всеми мужчинами в постели думала только о Никите, воображала только его… Свое я с помощью этой нехитрой проделки получала всегда, однако качество и количество удовольствия было все же не тем, что в первый раз. Впрочем, спасибо и на том, вообще, спасибо Корсаку, что благодаря ему я открыла эту маленькую хитрость, а не то даже не узнала бы, зачем, ради какого такого удовольствия женщина отдает мужчине свое тело!
Словом, по прошествии времени я уже не держала зла на Корсака. Он ведь просто воспользовался случаем… Ну какой мужчина, скажите по совести, устоял бы в ту ночь, увидевши меня растелешенной на полу в своей комнате и поняв мою страстную готовность отдаться… Какая разница, в самом-то деле, кому: ему или другому?! Со временем я поняла, что извлекла из той ночи еще один урок: вот это умение пользоваться случаем, извлекать пользу для себя из всякой без исключения ситуации, подбирать все, что плохо лежит (ха-ха!), получать от жизни множество мелких радостей, если невозможно получить одну большую, главную. Этим уроком я обязана прежде всего Корсаку, отчего и не держу на него никакого зла. Теперь уже его, наверное, нет в живых, он уже в том мире теней, куда скоро буду отправлена руками Никиты или его призрака и я, возможно, мы встретимся там с Корсаком… и уж там-то наконец я спрошу, как же, собственно говоря, его звали? Всю жизнь меня немало забавляло, что я так и не узнала имени моего первого мужчины, что он так и остался для меня просто
Избиение
Несколько арабов, китаец из национальной забегаловки «Dragon rouge» и еврей из национальной же булочной «Zazou» наблюдали за происходящим, обмениваясь вялыми репликами.