Поцелуй победителя

Арин спускался к ней по крутому склону, то и дело поскальзываясь и с трудом удерживая равновесие. Ветер трепал его волосы, раздувал рубашку. В какой-то момент Арин перешел на бег. Кестрель подумала, что, наверное, бог смерти и впрямь его оберегает, а может, бог ловкости, или высоты, или горных козлов. Иначе он бы не смог пробежать по такому отвесному склону, не споткнувшись и не сломав себе шею. Это было как-то несправедливо по отношению к Кестрель, которой такой ловкости боги не дали.

Арин подбежал к ней. Его волосы взмокли. Несмотря на загар, который он приобрел по пути на юг, сейчас его лицо казалось бледным. Под глазами залегли тени. Арин не спал всю ночь. Сначала он заметил окровавленные пальцы Кестрель, поскольку не видел ее с левой стороны. В глазах Арина отразилось то же, что испытала бы сама Кестрель, если бы действительно повредила руку. Она не смогла бы больше играть, как прежде, спотыкаясь там, где раньше порхала. Он принялся сдирать с ее руки наручи, ругая неподатливую шнуровку.

— Это не моя кровь, — сказала Кестрель.

— Ты не ранена?

— Только левая нога.

Арин обошел коня и молча осмотрел порез.

— Ну ладно, слезай, — произнес он наконец и помог ей спуститься. — Я тебя донесу.

Его слова прозвучали как вопрос.

— Не надо. Рошар увидит и будет дразнить нас до скончания века. — Кестрель улыбнулась, надеясь увидеть ответную улыбку. Ей не нравилось, с какой тревогой Арин смотрит на нее, сжав губы и нахмурившись.

Но вместо того, чтобы улыбнуться, он сжал лицо Кестрель в ладонях. В его глазах отразилось необыкновенное чувство, похожее на мрачное восхищение. Так смотришь на жуткий шторм, который изорвал небеса в клочья, но не тронул тебя, не уничтожил все, что ты любишь.

Кестрель охватило беспокойство, которое медленно разгоралось, вызывая тошноту. Как нелепо! Она знала, что может в любой момент коснуться его губ своими, обветренными и пересохшими, и убедиться, что Арин ее любит. Но разобраться в своих чувствах Кестрель по-прежнему не могла. Рана заныла от боли.

— Не вздумай тащить меня на руках, — пригрозила она шутливо. — Но, так и быть, разрешаю помочь мне взобраться на холм.

С конем в поводу они начали медленно подниматься к лагерю. Арин, придерживая Кестрель за плечи, привел ее к своей палатке.

— Я думаю… — Он помедлил. — Лучше внутри. Конечно, если не хочешь, можешь остаться снаружи, но… — Арин покосился на ее окровавленное бедро. — Штаны придется снять. Я могу привести кого-нибудь…

— Нет. Лучше ты.

Арин на мгновение посмотрел ей в глаза и тут же отвел взгляд. Кестрель вошла в палатку. Ткани на полу не было, только трава и спальный мешок. Она села на землю. Арин заметил ее пересохшие губы.

— Тебе нужно попить, — решил он и вышел.

Вернулся Арин с флягой, тазиком воды, какой-то баночкой и чистыми бинтами. Кестрель припала к воде, чувствуя, как живительная влага стекает по стенкам горла, и постаралась сосредоточиться на этом прекрасном ощущении. Только бы не думать о нем.

Арин опустился на колени. Кестрель отложила фляжку. Порез глухо ныл, но она едва замечала боль: ее отвлекала близость Арина и бешеный стук собственного сердца. Снаружи звенели цикады. Он расстегнул ее доспехи и осторожно снял.

— Других ран нет?

— Только нога. — На мгновение она испытала облегчение, избавившись от брони, но тут же почувствовала себя беззащитной.

Арин сидел, не двигаясь. Кестрель догадалась, что нужно сделать дальше, и потянулась, чтобы расстегнуть штаны.

— Постой, — сказал Арин. — Можно… — Он смолк, но потом договорил: — Не снимая.

Арин взялся за ткань в том месте, где был разрез, и потянул за края, отрывая штанину по кругу. Вскоре ему удалось отделить материю, если не считать того места, где она присохла к ране. Арин полил порез водой.

— Сейчас будет больно.

— Давай уже.

Он оторвал ткань от раны. Кестрель втянула воздух сквозь зубы. Полилась кровь. Арин стянул оторванную штанину, обнажив ногу Кестрель почти целиком, и плеснул воды на рану.

— О!

— Что?

Все это время она смотрела на его темную макушку, но наконец он поднял голову и улыбнулся:

— Все не так плохо.

Кестрель покосилась на вытекающую из пореза кровь.

— В смысле, — торопливо добавил Арин, — зашивать не придется. Это здорово. Разумеется, ничего хорошего в самой ране нет, и я понимаю, что тебе больно…

Кестрель рассмеялась:

— Арин, я тоже рада, что все не так уж плохо.

Он принялся промывать порез. Вода окрасилась в розовый цвет, а на земле образовалось влажное пятно. Арин промокал кровь бинтом, и это причиняло сильную боль. Однако его прикосновения были очень осторожными и умелыми, так что, когда он открыл баночку с непонятной белой мазью и начал смазывать порез, Кестрель спросила:

— Ты научился лечить раны на войне?

Арин склонился над ней, сосредоточившись на своем занятии.

— Отчасти да. Что-то узнал из книг. Или… — Он резко замолчал.

— Арин?

— В годы рабства нам приходилось самим заботиться о себе. И о товарищах. Когда поранимся.

— Ты имеешь в виду, когда господа вас били.

Он пожал плечами и потянулся за бинтом.

— Я должна была сама догадаться. Зря спросила.

— Ты можешь спрашивать у меня все что хочешь.