Поцелуй победителя

Мазь была прохладной. Кожу слегка покалывало. Все тело Кестрель мгновенно расслабилось, словно радуясь отсутствию боли. Арин наложил на рану повязку и начал обматывать бинт вокруг бедра. Кестрель следила взглядом за мотком марли. Арин задел ее бедро ладонью, шершавой и теплой. В палатке повисла тишина.

Наконец весь бинт размотался. Арин пропустил его кончик через нижние слои и закрепил. Все было готово, однако он не двигался с места. Его ладони лежали у нее над коленом, а пальцы гладили край повязки.

— Так лучше?

Напряжение исчезло, Кестрель чувствовала, как ее тело оживает. Отвечать не хотелось, ведь тогда Арин уберет руки.

— Кестрель?

— Да, — с неохотой ответила она. — Лучше.

Он по-прежнему не шевелился. За стенами палатки не умолкал треск цикад. Арин встретился взглядом с Кестрель. Его глаза тонули в тени. Пальцы выводили на коже узоры, которые уже не имели отношения к обработке раны. Казалось, следы его прикосновений остаются на коже сияющими линиями.

У Кестрель перехватило дыхание. Услышав ее прерывистый вздох, Арин тут же отпрянул, поднялся и за один шаг оказался в противоположном углу палатки. Кестрель не успела даже слова произнести, да и что она могла бы сказать? Арин сел на пол возле своего спального мешка.

— Что случилось на перевалочном пункте?

Кестрель окунула руки в таз, где еще осталось немного воды, и сосредоточенно принялась оттирать кровь. Сияющее чувство растаяло. «Все это не к месту, — упрекнула она себя, — и мешает. И почему именно сейчас? Что с тобой не так? Разве ты не можешь уважать просьбу друга, который просил его не использовать? Почему внутри вспыхивают искры, когда ты видишь, что он борется с искушением? Или ты надеешься, что ему надоест бороться? Он поддастся, и это принесет вам утешение. Но нет, это не спасет ни тебя, ни его».

Кестрель ополоснула руку и рассказала Арину все, что произошло после того, как она покинула лагерь, до момента, когда она ударила офицера камнем по лицу.

— Я убила его, — призналась Кестрель и хотела продолжить, но замолчала в нерешительности.

Арин нахмурился:

— Ты винишь себя.

— На нем даже доспеха не было.

Арин нетерпеливо отмахнулся:

— Сам виноват.

— Я была ему дорога.

— В каком смысле?

— То есть не я, а та разведчица, Алис. Он беспокоился за нее.

— Не хочешь ли ты сказать, что жалеешь о его смерти, потому что он был хорошим человеком?

— Это был человек. А теперь он мертв. Я его убила.

— Я рад, что ты это сделала.

— А я нет. — Кестрель разозлилась.

— Ты хоть понимаешь, — в голосе Арина зазвучали суровые нотки, — что он сделал бы, не убей ты его?

— Если бы офицер собирался это сделать, у него получилось бы. Но он не хотел. И только поэтому я…

— Он не думал убивать тебя, потому что планировал взять в плен!

— Я знаю. Но мне все равно жаль.

— Ладно, только не проси меня разделять это чувство.

— Я и не собираюсь.

— Если бы он взял тебя в плен… — Арин замолчал на мгновение, а потом продолжил: — Они убийцы. Рабовладельцы. Грабители. Мне их не жаль.

— То есть ты никогда не жалел о том, что убил кого-то?

Глаза Арина сверкнули, в них словно промелькнул призрак каких-то минувших событий.

— Теперь не стану.

Кестрель всмотрелась в его лицо. Гнев растаял: она вспомнила, как сильно различается их прошлое. Раны Арина были намного глубже. Кестрель невольно надавила на больную точку.

— Я тебя расстроила.

— Да. Мне неприятно слышать, как ты винишь себя, потому что защищалась от того, кто хотел причинить тебе боль.

— Дело не только в этом.

Арин уставился на свои ладони, на которых остались капли ее крови.

— Ты еще можешь передумать. В этом нет ничего плохого. Тебе не обязательно участвовать в войне.

— Обязательно. И я не передумаю.

— У тебя не было другого выхода, — мягко произнес Арин. — Или он, или ты.

Кестрель взглянула на свою забинтованную ногу, на мокрую траву под ней. Подумала о своем прошлом, обо всей жизни.

— Я хочу, чтобы всегда был третий вариант.

— Тогда мы должны построить мир, в котором так и будет.

Когда Рошар увидел ее с разорванной штаниной в сопровождении Арина у входа в свою палатку, его глаза весело засверкали. Кестрель была уверена: принц непременно пошутит о том, что Арину давно пора было сорвать с нее одежду. Потом Рошар съязвил бы о том, что Арин не сумел довести дело до конца («Всего одна штанина? Да ты лентяй, Арин!»), или упрекнул бы его в излишней скромности. А возможно, принц принес бы свои соболезнования по поводу преждевременной кончины таких хороших штанов и спросил бы, не полезла ли она под меч намеренно.

— На перевалочном пункте все пошло не по плану, — сообщила Кестрель, покраснев.

Это и так было очевидно, но она хотела сразу направить разговор в нужное русло, чтобы Рошар ни в коем случае не начал спрашивать о том, что произошло (и не произошло) в палатке.

— Она ранена, — добавил Арин, который — хотя об этом трудно было догадаться — тоже смутился.

— Не страшно, — отмахнулся Рошар. — Всего лишь царапина, иначе она бы здесь не стояла.

— Кстати, ты бы мог предложить ей присесть, — сказал Арин.