Поцелуй, Карло!

– Тоже мне новинка. Как в немом кино. И зачем мы приперлись. Остались бы дома и все услышали бы.

– Какой же он красавчик! Самый красивый из всех! – Восторгам тети Джо не было конца.

– Вот уж не знал, что он на такое способен, – произнес Дом, наблюдая, как Ники ссорится с каким-то персонажем. – В жизни не видел, чтобы он взрывался. А ведь он долгонько прожил у нас, а, Джо?

– Двадцать пять лет.

– Гляньте на него. Вид у него такой, как будто голова сейчас хлопнет и отскочит, словно пробка из бутылки.

– Папа, это только игра, – сказала Лина, садясь на скамейку. Она была уже на сносях и слегка отекла. – Это все понарошку.

– Спорим, и я бы так смог! – заявил Джио.

– Куда тебе играть, – отбрила его Мэйбл, – ты наихудший враль на свете.

Джио засопел.

– Как по мне, ничего тут трудного.

– Это очень трудно, – сказала Эльза. – Ники учился у Глории Монти. У него это не от рождения получается.

– Но выглядит очень натурально, – восхитился Доминик.

– А что это за персик с ним рядом в розовом костюме? – поинтересовался Дом.

– А это звезда сериала, – объяснила Лина.

– Понимаю почему. Все при ней.

– Долго еще? – шепотом спросила Лина у Нино.

– Еще пару минут. Тебе нехорошо?

– Нормально. Только ноги опухли.

– Я машу-машу Ники. А он нас видит? – спросила тетя Джо.

– Нет, Ма. У них тут специальная пленка на стекле, так что мы его видим, а он нас – нет.

– Что там происходит?

Съемная площадка развалилась на части, прожекторы взлетели к потолку, камеры отъехали, а платформы с декорациями укатились в сторону.

– Ну вот и все, – сказал Доминик.

– Съемка кончилась? – Мэйбл встала.

– Видишь красный огонек? Они убирают декорации, – показал Джио пальцем.

Ники пробрался сквозь команду работников на площадке и вошел в комнату для зрителей. Семейство встретило его горячими рукоплесканиями.

– Мы не слышали ни слова, но смотришься ты отлично, – с гордостью сказал дядя Дом.

– Ты самый лучший актер в этом шоу, – с восторгом воскликнула тетя Джо.

– Она так говорит, но, положа руку на сердце, она неровно дышит к этому Джо О’Брайену, – пробурчал Дом.

– Да и я тоже! Он из Скрентона, представляешь? – проворковала Лина.

– Отличный парень, – подтвердил Ники. – Как там детишки? – Ники обнял всех кузенов и кузин.

– Джованна уже спит всю ночь напролет! – похвасталась Мэйбл.

– Доминик IV учит алфавит, – похвалился его отец. – А Джозеф уже знает цифры.

– Э-э! – покачал головой Ники.

– Не беспокойся. Дядя Джио его блек-джеку не учит.

– Покамест, – хохотнул Джио.

– Видишь, Лина, сколько у тебя всего впереди.

Лина расплакалась.

– Знаю.

– Прости, пожалуйста.

– Дело не в тебе, Ники. Я свихнулась. То смеюсь, то плачу. Не знаю, что это со мной такое.

– Ничего с тобой такого – ты просто носишь ребенка. Тебе надо немного отдохнуть. Пойдемте-ка все ко мне?

– Мы – с удовольствием, – сказала тетя Джо.

– Фотографии были роскошные. У тебя даже летний сад на крыше!

– Спасибо рекламе «Лаки Страйк».

– Да они тебе вдвойне должны платить, ты их с тринадцати лет смолишь, – пошутил Джио.

Вошла Глория в роскошном платье из изумрудной парчи с черной отделкой. Только наушники, висевшие у нее на шее поверх жемчужного ожерелья, выдавали в ней режиссера.

– Это твоя семья? У меня такое чувство, что я давным-давно вас всех знаю.

– Знакомьтесь, дорогие мои, это Глория Монти, режиссер нашего шоу, – представил Ники Глорию всему семейству.

– Стройняшка, – похвалил Дом. – А вы красотка.

– Но в ее работе нужны не абы какие мозги, Дом, – укорила его тетя Джо.

Палаццини окружили Глорию и мгновенно нашли общий язык – ведь она была итальянка из Нью-Джерси и хорошо понимала уроженцев Саут-Филли. К тому же она взяла на работу одного из них, так что и сама вошла в их круг. Ники выудил из кармана пачку сигарет. Он стоял в сторонке и наблюдал, как его нынешняя жизнь перемешивается с жизнью прежней, словно виски со льдом.

– До чего же итальянская у тебя семья, Ник!

– Это комплимент? – Дом испытующе посмотрел на Глорию.

– Еще какой! Я ведь тоже итальянка.

– Мы правим миром, – гордо заявил Дом.

– Не забудьте ирландцев! – завопила Мэйбл.

– Как их забудешь! Я замужем за ирландцем, – засмеялась Глория.

Лишь после того, как Ники покинул дом 810 по Монтроуз-стрит, он понял со всей определенностью, как сильно его любят. Все эти годы он был уверен, что он обуза, докука, лишний рот, нахлебник, который с раскладушки в комнате Нино перебрался сначала на койку в комнате Джио, а потом в комнату в подвале, где и оставался вплоть до дня своего отъезда в Нью-Йорк. Все это время Ники считал себя бедным родственником, носящим другую фамилию, чьи родители умерли, оставив его на попечение единственных близких, приютивших его. Но Ники ошибался, кругом ошибался.