Поцелуй, Карло!

Капнув несколько капель масла на ладони, Мэйми потерла ими друг о друга, согревая масло. Она просунула руки под широкую блузу и принялась нежно массировать живот, когда мужской голос по телевизору объявил: «А теперь – продолжение нашей истории». На экране появилась надпись «Любовь к жизни».

– Эдди, иди сюда! Сериал начался.

– Мне нужно обратно на работу.

– Ну хоть минутку посмотри.

Эдди стоял в дверном проеме. Не было такого, чего он не сделал бы для Мэйми, поэтому он уселся рядом с ней на диван.

– Это не для меня, – сказал он.

– Тебе же нравится «Одинокий рейнджер».

– Там хоть приключения. А тут вроде как я у мамы дома, мы сидим за кухонным столом и слушаем, как она сплетничает со своими сестрами.

– Чуточку похоже. – Мэйми прищурилась на экран. – Вот он, гляди!

– Ага, это он! – подтвердил Эдди.

– Похудел.

– Голодающий художник.

– Профессиональный актер.

– Ты так считаешь?

– Он каждый день снимается. Наверняка неплохо зарабатывает.

– Сколько человек смотрят сейчас это шоу? Не так уж много, наверное.

Мэйми не сводила глаз с Ники, играющего в эпизоде. У Ники был особый талант, способ бытия, выходящий за пределы черно-белой сумятицы изображения. Он выделялся, проступал как-то резче, явственнее, свет бил ему в лицо, и оно озарялось, как луна на черном ночном небе.

– Скучаешь по нему? – спросил невзначай Эдди.

– Господи, нет, конечно.

Мэйми посмотрела на мужа и похлопала его по бедру. Прошло несколько лет с того юбилея, но память о двух Карло сохранилась.

– Зачем тогда смотришь?

– Не знаю. Наверное, потому, что он – единственная известная персона, с которой я лично знакома.

– Но он же самозванец!

– То есть ты считаешь его преступником?

– Он притворялся другим человеком.

– Из добрых побуждений. – Губы Мэйми расплылись в улыбке, когда она припомнила, как впервые услышала акцент Ники и как он бросил коверкать язык ради нее.

– Уж и не знаю, каким заклятьем он приворожил всех местных женщин, – посетовал Эдди.

– Эдди.

– Просто любопытно. Мне действительно хотелось бы знать. Он будто пробудил женщин от мертвого сна. Толпа воскресших Лазариц, скользящих по паркету.

Мэйми замахала на Эдди, чтобы тот утих и не мешал ей смотреть. Муж согрел в ладони капельку оливкового масла и начал втирать его Мэйми в живот. Она закрыла глаза и наслаждалась теплом его касаний и ровным жаром масла, проникающего в кожу.

– Я чувствую, как он толкается, – сказал Эдди гордо. – Тренируется.

– Этот ребенок никогда не останавливается.

– Интересно, о чем он там думает?

– Думает о том, что он в безопасности, – сказала Мэйми, поднеся мужнины руки к губам и целуя их.

– Еще бы, его папа – коп.

– И он живет в Розето, где ему ничто не угрожает.

– Потому что мы здесь заботимся друг о друге.

– Вот и Ники так сказал.

– Самозванец.

– Актер. Сыгравший посла. И он все-таки восхищался этими нашими качествами. Восхищался Розето. Ему понравилось, что мы в Розето как одна семья, как его семья из Саут-Филли. Как мы заботимся друг о друге, присматриваем за детьми, делимся урожаем из сада, заботимся о наших стариках, а когда делаем что-то небольшое – печем пирог, например, – то печем два, чтобы поделиться с соседом. Он был одним из нас.

– Так он нас и надул, – кивнул Эдди. – Мы ему поверили, потому что он был совсем как мы.

– Незнакомец может прийти и стать частью семьи.

Ники снова появился на экране, и Мэйми жестом попросила Эдди помолчать. Ники в телевизоре закурил сигарету и облокотился о барную стойку на заднем плане, а на переднем ссорилась пара. Ники не сводил со спорщиков глаз, и зритель у себя дома тоже невольно сфокусировался на них.

– Ты так и не ответила на мой вопрос, лапочка.

– На какой? – Мэйми оторвалась от экрана.

– Почему все женщины так запали на него?

– Эдди, сейчас это уже неважно. Это вчерашние новости. Неактуальные.

– Я хочу знать.

Мэйми вздохнула:

– Хорошо. – Она расправила на животе свою просторную блузу и посмотрела мужу в глаза: – Он умел слушать.

Поместье Олдфилдов в Радноре – роскошный тюдоровский особняк – возвышалось на холме над широким лазурным озером, таким огромным, что вода отражала фасад до самой крыши. Тропинки, ведущие к дому от круговой подъездной дороги, ковром устилал изумрудный мох. Гортензия шла и не слышала собственных шагов. Она заметила, что богачи любят тишину: спокойствие – привилегия достатка. У дверей Гортензия несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, перед тем как нажать на золотую кнопку звонка.

Двери открыл дворецкий.

– Что вам угодно? – спросил он с изысканным британским акцентом.

– Я миссис Муни. Миссис Тернбоу организовала мне встречу с миссис Олдфилд.

Дворецкий пригласил Гортензию войти. Она стояла в просторном холле под сверкающей люстрой, усыпанной ониксовыми сосульками и хрустальными медальонами. Гортензия никогда еще не видела люстр из черного хрусталя, но эта ей понравилась.

Дворецкий сопроводил Гортензию в библиотеку. Круглая комната от пола до потолка была уставлена книжными полками. Стены покрывала красная жаккардовая ткань. Гарнитур из кресел и дивана, обитых кожей цвета зеленой листвы, расположился перед камином.